Реальные истории. Охотничьи истории Охотничьи истории все выпуски смотреть онлайн

Общаясь с охотниками-промысловиками, знаю что некоторые пишут рукописи.
Уговорил одного поделиться с нами его трудом.
Звать его Владимир Бельды, а рукопись в электронный вид перевела его дочь Татьяна Гейкер.

Первая история.

1986 год.

Год тяжелых испытаний. Переброска на новые неизведанные охотничьи угодья по горной речке Тормасу. Зимовий нет, кроме одного старого, ниже устья ключа Звериный, которое, когда-то давно построил дед Колоды Кимонко. Раньше они били нартовики через перевал Бира на Тормасу.
Обычно после новогодних праздников, к тому времени речки сковывало морозом и снега выпадало порядочно. Тормасу в переводе – «сильно водянистая» из-за постоянных наледей и больших паводков.
В этот год заезд на охот участок р. Тормасу был очень долгий. Угодья выделили новые, неизвестные. До этого охотился на Анюе ниже ключа Муху. Как заезжать, не известно. Директор Коопзверпромхоза Владимир Михайлович Болтрушко, отправляя, сказал: «Будет вертолет на р. Борбасу, ждать там.» Загрузили вещи, продукты, боеприпасы на автомашину, и вместе с Николай Головичем Одзял, доехали на место. Участок, среднее течение р. Анюя, устье Борбасу. Охот угодья Головича. Но когда будет вертолет Рыб инспекции? По рации сказали ждать. Но ожидание затянулось на неделю. Вертолетная площадка была рядом с зимовьем. Весь багаж на площадке. Но каково сидеть и ждать. Все охотники уже начали работать, а я в ожидании. Приезжали ребята удэгейцы с поселка Арсеньево, на лодках, забрасывали Юру Амуленко на Тормасу. Хотели и меня забросить, а вертолет уже будет завтра, пришлось отказаться. Да к тому же, до самого места не доехать - заломы на речке.
30 октября после обеда прилетел долгожданный «Ми»». Кое-как взлетели, летим над Тормасу верх, река петляет. Пилот местами спрямляет путь. Внизу видны две лодки ребят удэгейцев возле зимовья. Значит уже рядом. Летим через большой кривун на речке. По карте где-то здесь. Показались какие-то строения на правом берегу речки. Садимся на левом берегу – удобная коса, как площадка.
Ну что, ребята, подождите, пока я разведаю, что за строения, может не там приземлились. Сопровождал меня Сергей Петрович егерь КЗПХ. Давай быстрей, подождем немного. Пока нашел брод. Осмотрел развалины строений. Жить невозможно. Вертолет взмыл в воздух, оставив на косе все мои вещи. Их тоже понять можно. Вечерело. Что поделаешь, надо где-то устраиваться на ночь. Единственно пригодной оставалась баня без крыши с обваленным потолком. Перенес через речку спальный мешок, железную печку, кое-что из продуктов. Печка топится, правда над головой открытое небо, жить можно. Проснулся, на мне слой снега. Романтика, ни кому не пожелаешь такого. Целый день ушел на ремонт потолка. Жерди, солома, земля, которая уже подмерзла, и потолок готов. Решил зимовать без крыши, крыть нечем. Все вроде в порядке, настроил старенькую бензопилу «Дружба» Сухостоя рядом вообще нет, на дрова пошли бревнышки старого амбара. Раньше здесь была база геологов. Свидетельство тому, лошадиная упряжь - чересседельники. По Тормасу шло снежное сало, местами начались забереги, а погода стояла хорошая.
Работая, заметил человека, идущего по левому берегу речки сверху вниз в мою сторону, за спиной рюкзак, на плече ружье. Он перешел на мою сторону. Так я познакомился с Николаем Ветровым, инженером лесоустроителем. Оказывается, на этой базе у них назначена встреча с человеком, отряда стоящего ниже по течению, они все уж закончили летне-полевые работы по лесоустройке. А здесь встретятся, чтобы обменяться, муку на курево. Я ж в свою очередь, поделился с ними, чем мог. Андрей Данилин подошел минут через двадцать после Николая. И так у меня на охот участке стоят два отряда. Ребята сказали, что можно будет поселиться у них, когда они улетят. Борт они ожидали четвертого-пятого ноября, а сегодня второе число месяца.
Николай предложил, пока есть время ознакомить меня с местностью, прогуляться вверх по Тормасу, дойти до старого, но пригодного для жилья зимовья. В тот день я ушел с Ветровым на ихнюю базу, которая находилась в шести километрах от моей стоянки. 3 ноября мы сходили в старое зимовье. Следов соболя было много повсеместно, это меня сильно радовало. Охота должна быть удачной.
Уже вечером Николай связался с нижней базой: «Андрюха, топите баньку, Володя придет к вам в гости четвертого». «Ждем, затопим, - донеслось по рации, пусть поторопится вдруг прилетит борт».
4 ноября двинулся вниз по пойме, где прошли с Николаем. Тропа получилась сказочная, следы наши пристыли. По пути захватил у себя на стоянке банные вещи. Далее через сопку срезал кривун. Тормасу в этом месте делает большой изгиб. Тропа, по которой проходил Андрей, была истоптана изюбрами. Надо бы попробовать добыть. Взяв карабин наизготовку, начал вычислять, куда прошли звери. Они паслись, направляясь в сторону подковы, (мыс вроде утеса) там, где речка делает крутой поворот, это было мне на руку. Зайдя выше их следов начал скрадывать. Заросли лещины, актинидии мешали двигаться. Ветерок донес запах изюбров. Где-то рядом, но пока не видно. Пробираюсь дальше. Бык ничего, не подозревая, появился из овражка неожиданно, неподалеку от него стояли еще две матки. Карабин к плечу, выстрел, все затрещало, топот удаляющихся копыт слышался не долго. Бык оказался смертельно раненым, пробежав около ста метров, он упал, но еще был живой. Добив его вторым выстрелом, принялся за разделку, надо торопиться. Спустив мясо к берегу (хорошо, что под сопку) сделал лабаз, настелил лапником, закидал куски, закрыл шкурой, обтянул нитками от ворон, вроде все. Взял кусок свеженины, (угостить лесоустроителей) пошел по берегу к ним на базу. Там меня уже ждали. Помывшись в бане, выпили понемногу спирта, жаркое тоже было готово.
Вертолет за ними в тот день так и не прилетел. 5 ноября. Морозец за ночь схватил берега небольшими заберегами. Попрощавшись с ребятами, ухожу к себе на зимовье. Надо начинать расставлять капканы. 6 ноября, проходя по ключу «Гнилому», слышал, как пролетел вертолет. Ребята будут дома на праздник.
Через несколько дней пришел на базу Ветрова, ниже ключа «Быстрая». Коля мне оставил на память свой топорик и фонарик.
7 перенес часть вещей, немного продуктов в старое зимовье деда Колоды. Понемногу расставляю капканы вверх по Тормасу. Издалека слышался шум тракторов. Далеко. Через несколько сопок. Вечерело. Думаю идти дальше. Где-то же они работают, перехожу Тормасу на левый берег. Наткнулся на тракторный волок, он шел, через острова, протоки на правую сторону. Пошел по нему, оказывается, трактор ходил на икромет за кетой, людей нет, старые ночлежки, табора, всюду валялась поротая рыба, следы медведей, енотов, колонка были по всему берегу. Солнце исчезло за ближней сопкой. В зимовье возвращаться было поздно, ну что ж вперед так вперед. Вышел по тракторному следу на прошлогодний зимник. Дорога шла через сопки. Шум тракторов стих, но зато изредка было слышно подрывной гул лесовозов. Где же дорога? Как она далеко? Надо где-то заночевать. Пройдя по мостику ключ «Двухрогий.» (тогда еще не знал, как он называется) кабина от трелевочного трактора на подъеме возле дороги оказалась, кстати, дверей и стекол не было. Наломал лапнику на подстилку, закидал внутрь. На улице перед дверцей распалил костер, поставил котелок. Еды было мало. Надо бы приберечь на завтра. Ночь длилась долго. Холодно. Сам виноват, не надо было идти на ночь глядя.
Восьмого утром, попив чайку, пошел дальше. Угодья мои, надо же их осваивать. Расставил остатки капканов из рюкзака. Теперь без остановок быстрее. спускаясь по очередной сопке, вижу человека идущего мне на встречу. Поравнявшись, поздоровались. Так я познакомился со сторожем вахты Гурием Александровичем Дьяковым. Он шел вниз до ключа Солнечного, бывшая стоянка леспромхоза. Там у него есть, где жить, вагончик с печкой. Рыбалка классная хариус, ленок. Мне же в то время было не до рыбалки, сапоги резиновые были все изодранные, надо добираться домой. Гурий говорит, чтобы я на обратном пути заночевал в вагончике, не на улице же.
До полудня был на лесовозной дороге. В тот же день удачно, на перекладных, правда, добрался до поселка. Отдохнул денек, да и надо в тайгу обратно на работу.
10 ноября. Вагончик, где жил Гурий Александрович. Самого не было. Ушел по речке на вахту. Оказался длинный холодный не протопить. Возле печи только тепло. Много дров ушло, чтобы не замерзнуть. Кое-как дождался утра. Решил идти по своему маршруту до своей базы, заодно проверить капканы. Первые трофеи очень радовали: соболя, колонки, енот. Пришлось ободрать шкуру с него. Тащить тяжело.
Добравшись на свою базу, решил заняться рыбалкой. Два дня вполне хватило, чтобы запастись мороженым хариусом и ленком. Для разнообразия таежного рациона рыба будет большим, очень большим подспорьем.

Пошли тяжелые таежные будни. Речку вспучило, вода поднялась. Перебраться на другой берег удавалось не всегда, но мороз все ж - таки делал свое дело. Плеса, где течение, было, поменьше потихоньку сковывало льдом.
Гурий Александрович приходил несколько раз на рыбалку, заодно помогал мне пробивать путики.

***
Мы шли с нижнего старого зимовья вверх по Тормасу на вахту.
Время шло, а старина Гурий Александрович где-то отстал. Наверное, рыбачит. Стоянка, где мы обычно разводим костер, была истоптана. Следы енота были повсюду.
- Надо поставить капкан.
- Нет, будем уходить, тогда настрою.
- Нужно сначала развести костер поставить котелок для чая.
Забереги зашли далеко, плеса местами перехватило морозом. Только перекаты, с шумом бурля, боролись с наступающей зимой, но их со временем одолеет мороз.
Вода в котелке закипела, заварив чай, я насобирал еще сухих дров, подбросил в огонь. Костер жарко пылал:
- Но где же Александрович. В резиновых сапогах долго не протянешь! Надо идти навстречу.
Пройдя немного за поворот, на следующем плёсе, увидел его. Он тяжело нес рюкзак с рыбой. Я забрал у него груз, и мы вместе дошли до костра.
- Ну что Александрович, ноги еще не отклеились?
- Да есть немножко.
- Давай разувайся, грейся, чай готов.
- Володя, рыба-то тормознулась в ямках. Если бы не сегодня, завтра не поймали бы столько за раз.
Ленки были крупные. Пока мы перекусывали, потянул ветерок. Погода начала ухудшатся, небо начало затягивать со всех сторон мрачной пеленой, но снега пока не было.
- Ну что Володя, идем по путику или по речке?
Перекусив и согревшись, Александрович был готов ко всему.
- Пойдем по путику, надо тропу расчистить.
А забрал у него половину груза в свою понягу. Вооружившись топориками, мы шагнули в тайгу. Кусты и ветки деревьев, под тяжестью налипшего мокрого снега, согнувшись, загородили тропу. В ход пошли топоры. В капканах в основном сидели сойки, но был и долгожданный соболь. Ветер начал усиливаться, раскачивая макушки деревьев, с которых сыпалась кухта.
Надо быть предельно осторожным. Иногда ветки не выдержав тяжести снега, ломаясь, падали с высоты. Солнце едва было заметно, развернувшись, оно перешло на левый берег Тормасу. Это означало что светового времени в обрез, надо поторапливаться.
Небольшое зимовье в районе первой скалы, встретило нас своей холодной неприветливостью. Стены и потолок были в снежном куржаке. Место для зимовья выбрано неудачно, грунтовые воды рядом. Растопив печь, мы вынесли все вещи на улицу. Печка разгорелась. Пошло от нее тепло. Зимовье сразу наполнилось туманным паром. С потолка закапало, через открытую дверь выходили клубы пара. Пока Александрович раскладывал рыбу на лабазе, я, захватив ведро, пошел за водой. Плес возле зимовья схватился, на льду лежал снег. Только две полыньи чернели на фоне белого снега. По речке шла поземка. Зачерпнув воды, я вернулся в зимовье. Александрович развел во дворе костер.
- Да, ждать пока с потолка перестанет идти дождь, придется долго.
Я зашел в зимовье, тумана, такого как вначале, не было, можно было хоть что-то разглядеть. Подбросил сухих дров. Печь загудела, как будто старалась скорее просушить избушку. Уху сварили на костре. На улице стало совсем темно. Покушали у костра. Зимовье постепенно просохло. Мы занесли спальные вещи. Влажность, конечно, была, но переночевать можно.
- Да, зимовье, конечно, стоит на неудачном месте, если почаще ночевать то ничего, влаги не будет.
Уставшие, мы заснули крепким сном.

На следующий день погода нас не обрадовала. Все небо было так же затянуто. Вот-вот должен был пойти снег. Гурий Александрович укладывал подмороженную рыбу в мешок, укрыл на лабазе куском брезента. Я же в это время наколол дров для следующей ночевки. На вахту пошли левым берегом, по моей тропе. Снег долго не заставил себя ждать, пошел сразу крупными хлопьями. Отойдя немного от речки, мы наткнулись на свежие следы двух изюбров. Они паслись, направляясь в сторону березовой сопки. Я, взяв карабин наизготовку, начал скрадывать, Александрович знал, что делать в таких случаях. Он отстал от меня на расстояние в пределах, чтобы видеть друг друга, и, стараясь не шуметь, осторожно двигался за мной. Снег валил и валил, видимости почти нет. В нос резко бил запах изюбров. Слышно было, как они паслись, то ветку сломают, обгладывая их макушки, то сушина треснет под копытами, они где-то тут рядом, но ничего не видно сквозь стену падающего снега. Ближе, нужно подойти еще немного я потихонечку сделал еще несколько шагов. Тут вдруг затрещали кусты, топот удаляющихся копыт. Вот неудача – учуяли. Подошел Гурий Александрович.
- Ну что, Володя, пошли что ли на вахту? Мы почти на старом зимнике, а там и до дороги недалеко. Давай, Александрович, покурим. Ты иди на вахту, а я еще раз попробую их скрасть. Они сейчас отбегут, успокоятся.
- Давай, так и сделаем.
Перекурив, мы разошлись в разные стороны. Изюбры шли на махах не долго, перешли на шаг. Постепенно успокоились, стали опять пастись. Хотя снег шел уже не хлопьями, а мелкими крупинками, мне так и не удалось подойти на расстояние видимости. Снова треск убегающих зверей.
- Обидно, досадно, но ладно. Теперь их уже не взять.
Срезав сопку, стараясь выйти на старый зимник, по которому ушел Гурий Александрович, я оказался на лесовозной дороге. До вахтого поселка было около километра. На дороге нет никаких следов, даже лесовозы не ходили. По времени Александрович должен был вот-вот появиться. Я подождал его, и мы вместе дошли до вахты. Там находились только сторож Герман Александрович, машинист погрузчика и бульдозерист. Сторожа так же топили печи в жилых бараках, поддерживая в них тепло. Бригады же уехали домой на отдых.
- Ну, Гурий, с пополнением тебя.
Герман Александрович улыбался.
- Что случилось? Ах да, Найда, собака должна была ощениться.
Не скрывая радости, Гурий Александрович направился к конуре. Я вслед за ним. Собака вылезла из своей будки, радуясь нашему возвращению, облизала нам руки.
Щенков было девять: пять мальчиков и четыре девочки.
- Ну, Володя теперь ты будешь с собаками.
Я выбрал из выводка двух. Одного крупного белого щенка я назову Кузя, а самую маленькую черную Троя. Вот такие у них будут клички.
- Как, всего двух? Нет, еще двоих возьмешь.
- Ну да ладно подрастут, видно будет.
Мы были счастливы.

Собака Найда была чистокровной лайкой. Её кто-то оставил на время Гурию Александровичу, но так и не приехал забрать, привыкшую к тайге собаку. Говорили даже, что она имела много медалей на всевозможных выставках. А ей, наверное, было лучше здесь на таежной вахте, чем в квартирной обстановке.
Бригады собирались уезжать на всю зиму работать, куда-то далеко на ключ Туманный. Машины редко ходили на вахту. Дорога стала пустынной, только след моего снегохода узкой полоской тянулся от вахты в разные стороны. Уже к новому году щенки подросли. По вечерам мы делали прогулки со всей сворой. Ходили далеко при луне. Найда как всегда шла впереди, распугивая сидящих в снегу рябчиков. А вереница маленьких собачек, растянувшись по всей дороге, бежала вслед за нами. Это были чудесные с пользой прогулки. Нам перед сном и собачкам – пусть развиваются!

Охотничий сезон проходил нормально. Базировался в основном на вахте, жил в бараке Гурия Александровича.
Несколько раз приезжал мой на буране мой друг Аркадий из соседнего участка. И мы ездили на снегоходах в поисках изюбров. Надо было отстреливать мясо на заготовки. После окончания охоты я собирался домой. С собой решил забрать только Кузю и Трою, а двух других оставил на воспитание Гурию Александровичу. Дав им клички - Соболь и Капкан. Старина же оставил себе черных щенков Норку и Малыша, остальных он раздал лесовозчикам.
С наступлением весны должны были вернуться лесозаготовительные бригады.
- Ну, пока Александрович, до встречи. Летом приеду строить охотничье зимовье. Старое совсем не пригодно для жилья.

1987год.

Начало лета. Аркадий и я работали на заготовке папоротника. Жили мы на центральном таборе. Ездил на мотоциклах в поисках мест, где этого дикороса было в изобилии, в основном на Бихан. Там, безусловно, было получше. Работа тяжелая: на жаре иногда и в дождь.
Руководство Коопзверопромхоза выставило под заготовку папоротника мотоцикл «Урал». Так что стоило поработать, чтобы приобрести новую технику. По вечерам, бывало, выезжали домой на отдых, чтобы с утра снова ехать в лес. Собачки мои переболели чумкой, но к счастью моему – выжили. Чтобы они окрепли после болезни, вывозил с собой в лес. Там они бегали за мной, что-то вынюхивая, изучая. Раз даже нашли ежика. Кузя сразу сходу схватил свернувшийся клубок, больно уколовшись об острые иглы, с визгом отбежал в сторону. Только осторожная Тройка, налаявшись, обнюхивала странный комок. Разъяренный Кузя подбежал и стал неистово облаивать ежа. Но второй раз кусаться не полез. Вот так-то Кузя! Не все в лесу можно кусать. Я отошел от того места. Собачки, полаяв и видя мое безразличие к колючему существу, побежали за мной. Это был первый урок для них. На природе для подрастающих собак все было интересно.
Любили они так же кататься со мной. Как только заводил мотоцикл, сразу запрыгивали в коляску. Приходилось делать небольшой круг, высаживать их. И сидели на привязи возле палатки, в ожидании, когда я приеду после очередной ходки за папоротником. Видно было, как они мучаются, скучая без меня.
К концу заготовок были подведены итоги. Сдал я в этот раз более одной тонны Орляка. И приобрел новый мотоцикл «Урал». Радости моей не было предела.
После сенокосной страды, где я работал в бригаде, начальник участка Яков Павлович Гетман дал добро на строительство охотничьих зимовий. Другу моему Аркадию Гейкер тоже нужно было строиться. Получив на складе гвозди, горючее, мы стали собираться в тайгу. Я договорился с зятем Евгением (муж сестры) чтобы он забросил нас на его автомашине «Нива». А назад мы доберемся сами на попутных лесовозах. Нам было еще неизвестно, есть ли дорога через перевал в сторону участка Аркадия. Дорожники работали, но до куда они дошли? Перевал, поди, высок.

Мы загрузили в машину все необходимое, на багажнике Нивы привязали оморочку, взяли так же резиновую двухместную лодку.
- Вроде все готово, поехали.
К вечеру добрались до леспромхозовской вахты. Нас встретил Гурий Александрович, смена была его.
Шумная свора собак дружно облаивала нас, только старая Найда узнала нас. Как же не узнать, когда пройдено столько троп вместе снами.
- Володя, щенки то твои погибли. Капкан от чумки, а неугомонный Соболь проглотил крючок с короедом. Когда они были со мной на рыбалке, - с сожалением сообщил Гурий Александрович.
- Ну что поделаешь, старина, не расстраивайся сильно. У тебя смотрю, кроме Норки и Малыша с Найдой еще собак прибавилось.
- Да я не знаю чьи, привозят их рабочие и бросают. А у тебя-то живы Кузьма с Тройкой?
- Да все нормально растут пока.
Евгений, после того как мы разгрузили наши вещи, стал собираться обратно домой в поселок.
Ему нужно было с утра на работу.
Мы с Аркадием переночевали у Александровича, в его вагончике.
Погода с утра была хорошая, лишь небольшие облака плыли по утреннему небу. Плотно позавтракав, мы стали, готовится в путь-дорогу.
Посоветовавшись, мы решили сделать катамаран. Привязали борт к борту: оморочку и резиновую лодку. Гурий Александрович провожал нас от устья ключа Тухала. Снаряжение, продукты и вещи были тщательно распределены на плавсредства.
- Ну, пока ребята!
- До встречи Александрович
Мы оттолкнулись, наш ковчег подхватило течением. Поехали. Оказалось, что управлять катамараном очень трудно. На крутых поворотах реки с трудом удавалось направить его в нужное русло. Уж очень он был неуклюж. Надо бы отвязать оморочку от лодки, но подходящего берега не было. С обеих сторон речки свисали кусты и ветви деревьев.
- Ладно, пройдем подкову (место такое на реке в виде крутой подковы) ниже есть гравийная коса – там и сделаем остановку.
Но Тормасу сделала нам неприятный сюрприз. Там где река делает крутой поворот от прижима, образовался залом из бревен и вырванных с корнями деревьев. Только справа от залома образовался небольшой проход. Мы со всех сил налегли на шесты, стараясь вывести наш катамаран в этот узкий спасительный выход. Но Бурное, упругой струей несло нас прямо на залом. Все произошло быстро. Оморочка ударилась бортом о дерево, мы с Аркадием едва успели спрыгнуть прямо на бревна залома, как груженую резинку моментально увлекло под воду. Весь наш груз оказался на дне, течением унесло канистру с бензином и брезентовый полог.
Это была катастрофа. Хорошо, что оморочка застряв между ветками дерева, держала резиновую лодку, не давая ей совсем уйти под залом.
Что-то надо делать, выкручиваться из этой ситуации. До дна было метра два, видны были наши тяжелые рюкзаки, ящик с гвоздями, бензопила «Урал», оружие. Придется нырять и доставать их. На дне течение было не такое сильное, как наверху. Пока мы возились с нашими вещами, доставая их из-под воды, погода начала портиться, потянул ветерок. По плесам пошла мелкая рябь. На нас шел дождь.
- Может быть, прольет да перестанет? Но нет.
Небо заволакивала со всех сторон мрачная со свинцовым оттенком пелена. Это надолго. Резиновую лодку удалось вытащить только тогда, когда спустили воздух из баллонов, разрезав веревки соединяющие ее с оморочкой. Все снаряжение и плавсредства мы перетащили ниже залома, на гравийную косу.
- Ну что Аркадий, сплавляемся дальше по отдельности. Там где я решил построиться есть двадцатка бензина, старенькая бензопила «Дружба», железный камин, еще зимой завезенная на буране. А без полога думаю, обойдемся. Жаль, что продукты намокли.
- Идем дальше Володя. Не возвращаться же на полпути.
Мы загрузились и под дождем отплыли от злополучного места. Я управлял оморочкой, а мой друг резиновой лодкой. В речке вода прибыла и помутнела. Бурные перекаты неприветливо с ревом и грохотом встречали нас.
Чтобы не было дальнейших неприятностей, мы заранее останавливались перед крутыми поворотами и заломами, перетаскивались и плыли дальше. На плесах шестками подталкивали лодки. Надо было побыстрей добраться до места. Промокнув до нитки, мы все же добрались до ключа Зверинного, где и намечалось строительство зимовья.
Аркадий навел ревизию. Хлеб крупы и мучные изделия промокли. Оставались четыре банки тушенки, да две рыбных. Решили отварить рис в большой кастрюле и котелок мучных. Хлеб нарезать и высушить у костра, иначе все это испортится.
- Давай Володя вали пока строевой лес, а я займусь хозяйством. Пока я занимался валкой деревьев, Аркадий, сделал навес из еловых лапок и кусков целлофановых мешков. Натянул накомарник, развел костер, установил так же железный камин, сварил пищу. Отваренные рожки и рис поставил в холодную воду, так чтобы не залило через край, в таком холодильнике долго не испортится. К вечеру дождь так и не прекратился. Мы поужинали, кое-как подсушились и уставшие уснули, в надежде на хорошую погоду.
Но она и утром нас не обрадовала. Все так же моросил нудный дождь. Никакого признака на солнечную, хотя бы на немного теплую погоду.
- Работать надо, Володя, прояснения мы, наверное, не скоро дождемся, да и продукты кончатся
- Да, Арканя, да…
Мы расчистили площадку под зимовье, шкурили, стаскивали к месту отпиленный по размеру лес, начали строить, работу прекращали только чтобы поесть. На рыбалку ходили только один раз. Кое-как поймали двух ленков, их хватило немного разнообразить еду, да и трудно поймать рыбу в мутной воде.
Уровень воды в Тормасу был большой, речка чуть ли не выходила из берегов. Мимо нашего табора стремительно проносило бревна, вырванные с корнями деревья, кусты.
Река бурлила, клокотала на все голоса. Лес же вокруг понуро свесив ветви, листья стоял в ожидании, когда кончится дождь. В природе не было слышно никаких признаков жизни, только мирный шум дождя и речки.
Каждый вечер после работы мы сушили вещи и ложились спать в надежде побыстрее увидеть солнышко.

Наконец мы его увидели. И то после полудня, небо немного раздвинулось и оно появилось в разрыве облаков. Стало тепло от его лучей. Хотя тучи иногда и закрывали солнце, мы использовали его теплые лучи: просушили спальные вещи.
Лес вокруг ожил, распрямился, листочки потянулись к солнышку, между деревьями пошли испарения в виде тумана. Стали слышны птичьи голоса, все вокруг радовалось долгожданному теплу. В том числе и мы с Аркадием. Но это продолжалось недолго, к вечеру снова заволокло все небо, умолкли птицы, деревья же, набрав солнечного тепла, стояли гордые в ожидании очередного душа. Заморосило, когда мы уже легли спать после ужина.

Хотя мы и работали под дождем, стройка наша продвигалась. К концу четвертого дня работы, зимовье почти было готово. Оставалось утеплить потолок, сделать дверь и окна, но это будет осенью, когда заеду на охотничий сезон. Ночевали последнюю ночь под хорошей крышей, с жарко топящейся печью. Наконец-то мы просохли основательно. Как-то будет завтра, а сегодня мы были в тепле и сухие.
Утром после завтрака собрались в дорогу, забрали одну бензопилу «Урал», инструменты и резиновую лодку, а оморочку пришлось оставить, вывозиться по снегу на буране.
- Да, Аркадий. Пришли в дождь и уходим в дождь.

ТАЕЖНЫЕ ВСТРЕЧИ ИЛИ КАК ПОЙМАТЬ РЫБУ ВЕДРОМ.

Ребята вышли на лесовозную дорогу, после строительства охотничьего зимовья. Мокрые, голодные, с тяжелыми рюкзаками. Хотя до леспромхозовской вахты было около двух километров пути, развели костер, чтобы перекусить и отдохнуть. Шел мелкий пронизывающий дождь, но погода должна была восстановиться в лучшую сторону.
Вода сбегала с сопок, превращаясь в небольшие ручейки, те же сливаясь, образовывались в бурные потоки. Почва была перенасыщена влагой. Долина на перевале наблюдалось в незабываемое зрелище, круговорот воды в природе. Испарения в виде туманного облачка поднимались к верху, дойдя до уровня вершин, под небольшим ветерком отходили в сторону и тут же превращались в дождь. Жаль, что фотоаппарата нет – вот был бы снимок! Перекусив, Володя и Аркадий пошли в сторону вахты.
На площадке перед бараками стояли два КАМАЗа с прицепами, возле столовой на улице горел костер, суетились люди. С водителями были их жены. Появился подвыпивший Герман Александрович.
- Здорово таежники! Давайте в барак там печка топится, сушитесь.
Через открытую дверь было слышно как Герман, желая добавить еще, не отставал от водителей лесовозов.
- Ну что вы, думаете, наливать крепостному сторожу, или нет?
- Налить то не проблема, да рыбки вот надо бы на уху поймать.
Сторож не намерен был идти рыбачить, когда тут такой богатый стол.
- Александрович, у нас нет удочек и куда идти рыбачить, мы не знаем. Здесь то мы находимся в первый раз.
Герман был в ударе.
- Что, удочку? Да я сейчас и пойду ведром поймаю, ишь удочку им!
- Извини, у нас и ведра то нет.
Немного обсушившись, ребята вышли из барака.
Оказалось, что лесовозы пришли грузиться лесом, где-то на перевале Тормасу, но из-за поломки погрузчика они приехали на вахту – отдохнуть, сварить ухи.
Женщины чистили картошку.
- Ребята, мы ведь и приехали то ухи таежной попробовать. Да только вот Герман Александрович обещал поймать рыбу. А сейчас ему только и рыбачить остается возле стола.
Наконец-то, добившись своего, сторож ушел в свой вагончик.
- Ну что Аркадий, сходим, порыбачим, тут ведь рядом, -
Володя достал удочки из кармана рюкзака, - Удилища на речке вырубим.
Вода на перекате чуть ли не валила с ног. Рыба клевала плохо, но все же поймали немного хариусов, на уху хватит, - Пошли.
Кастрюля с картошкой кипела, женщины обрадовались:
- Да вот только такую рыбу мы ни разу не чистили. Видим то в первый раз.
Аркадий по-быстрому обработал пойманную рыбу.
Уха была готова.
- Ребята, давайте все к столу.
Появился Герман:
- Что, поймали?
- Конечно поймали, только вот ведро твое искали да не нашли, пришлось удочками гонять.
Женщины занялись дружным смехом.
Погода установилась. Ужин был замечательный, на фоне
уходящего за сопки солнца. Закат был розовым, последние лучи небесного светила, как иглы пронизывали макушки деревьев.
- Ой, как красиво!
Жены лесовозчиков были в восторге от такого зрелища.
- Мы вам ребята завидуем, где нам в городе такое увидеть. Даже и не приснится.
Воздух чист после дождя, дышится легко.
- Мы, наверное, сюда еще как-нибудь приедем. Спасибо вам ребята! Если бы не вы, мы и ухи не испробовали бы.
Наутро водители стали собираться на погрузку, прогревали двигатели. Аркадий шутил:
- Будете ехать сюда, обязательно приобретите ведро, как у Александровича. Не знаю где, но где-то такие ведра должны быть.
- Ну, пока ребята. Будьте здоровы! Будем.
- И вам тоже счастливого пути. До встречи!
Машины, взревев двигателями, тронулись в дорогу.
А Аркадию с Володей предстояло строить еще одно зимовье на соседнем участке.

Прошел год…

1988год. Лето.

В дали на горизонте видны голубые сопки, хребты. Извилистая лесовозная дорога, петляя между сопками, вела через перевалы в охот угодия Аркадия. По краям дороги стояли вечнозеленые ели, пихты, кедры. Кусты и деревья вблизи дороги были покрыты мутной пылью. Солнце нещадно палило. Небо было чистое, воздух горячий.
Два мотоцикла поднимая за собой клубы дорожной пыли, мчались в край голубых сопок. Коляски мотоциклов были груженые. В них лежали бензопилы, инструменты, вещи, продукты, скобяные изделия. Мы ехали на строительство охотничьих зимовий. Одно на моем участке - ключ Смородиновый, а другое у Аркадия за перевалом. Поди. Ну, как же по дороге нам не заехать к Гурию Александровичу.
Бригад на вахте не было, находились дома на отдыхе после трудовой смены. Сторожа были на месте.
- Здравствуйте труженики леса!
- Здорово лесные бродяги, никак опять на строительство. Не на рыбалку это точно. А на охоту еще рановато.
Сторожа были под хмельком.
- Ну, давайте располагайтесь на отдых.
Гурий Александрович поставил на стол жареных хариусов, банку браги.
- Да погоди ты со своей мутью! - Я вытащил из рюкзака бутылку белой, - мы же все-таки из поселка едем.
Поужинав, мы вышли на свежий воздух. На улице было светло от луны и ярких звезд на небе. Дышалось легко, а то, что мокрец жег лицо и руки, было не бедой.
В бараке было прохладно, лампа была погашена, чтобы не привлекать кровососущих бестий. Гурий Александрович не спал:
- Володя, когда вы поедете обратно?
- Не знаю старина, как управимся, так и двинем обратною, а что в деревню то спешить.
- Да мне надо посылочку, родственникам на сплавной отправить.
- Не переживай Александрович, на обратном пути обязательно заедем… Арканя ты спишь?
- Нет.
- Может, тяпнем еще немножко?
- С утра опять пыльная дорога… Так что давай.
Аркадий сходил к мотоциклу за стеклом. Принес еще свежих овощей, зелени.
Сидели допоздна. Александрович рассказывал о случаях на рыбалке. Мы же вспоминали наши переходы по тайге.
Собака Найда принесла еще щенков. Самого шустрого из них, Александрович оставил для меня и кличку ему дал Дружок. С рассветом мы собирались в дорогу, старина положил нам копченых хариусов, банку браги, - Пригодится.
- До встречи Александрович!
- Пока ребята.
Мотоциклы поехали. Собаки какое-то время с лаем бежали вслед за нами. Но повернули, обратно видя, что Гурий Александрович остался стоять на месте.
На ключе Смородиновый мы остановились, чтобы оставить часть вещей, горючее, гвозди.

Дорогу, ведущую через перевал. Поди, пробили совсем недавно. Леспромхоз еще не коснулся величественной тайги.
Лес вокруг был нетронутым железной рукой большого предприятия.
Все вокруг благоухало. Вековая тайга гордо стояла на сопках и по распадкам.
С высоты перевала открывалась великолепная панорама.
Сопки надвигались одна на другую.
Ближние сопки были зелеными. Чуть дальше – темно-зелеными. Дальше - темными, синими, а самые дальние - голубыми на фоне светло-голубого неба. Завораживающая красота очаровывала.
Мы с Аркадием проверили тормоза на мотоциклах. Начали спускаться с перевала. Спуск был крутым. Где-то очень далеко внизу еле была заметна петляющая полоска дороги.
Спустившись вниз, мы остановились за мостом через ручей Гнилой. Аркадий наметил строить на этом участке. Мотоциклы были убраны с дороги. Пока друг мой искал место для будущего зимовья, я натянул полог с накомарником, сварил пищу.
Вернулся он не скоро.
- Да Володя, в лесу и леса хорошего нет. Есть тут рядом возле моста строевой лес. Наверное, здесь и поставим зимовье. Что толку то прятать далеко все равно рыбаки найдут со временем, а так пусть ночуют.
- Как скажешь Аркадий, ты здесь хозяин.
Пообедав, мы занялись валкой строевого леса. Расчистили площадку для зимовья. Начало есть.
- Давай Володя съездим в гости к дорожникам, заодно порыбачим.
- Поехали Аркаша.

Стоянка дорожников находилась где-то там впереди, на ключе Талюке. В этом районе дорога еще не была готова, мостов через речки нет. Приходилось переезжать по перекатам, по следам вахтовой машины.
Знакомые мужики из Троицкого ПМК удивились тому, как мы смогли проехать через столько перекатов, где и машина то с трудом преодолевает бурные потоки.
Нас плотно покормили, поле этого мы решили порыбачить. Ямка на Талюке, возле стоянки была глубокая, вода чистая. Дно проглядывалось до каждого камешка. Рыбы тоже было немеренно.
Аркадий, увлекшись, дергал хариусов одну за другой.
- Ну, хватит рыбачить друга. Куда ее девать испортится ведь, а надо будет и на Мутном поймаем.
Даже дорожники не рыбачили без надобности. Ловили только на жарёху, на уху. Или когда уезжали домой на отдых.
Было поздно, но мы не остались ночевать у ребят на стоянке. Вернулись к себе на табор, чтобы с утра пораньше начать работу.
Следующий день выдался прохладный. Было облачно, но без дождя. Работать было не жарко, и допоздна сделали очень многое. Подняли несколько венцов, весь материал был ошкурен, заготовлены жерди на стропила, об решетку. Спать ложились, удовлетворенные работой.
На третий день сруб с потолочными и половыми балками был готов.
Да вот незадача. Прямослойного дерева на клепку не было рядом. Поехали искать вдоль дороги, и нашли хорошую ель аж за два километра от стройки. Напилили чурок нужной длины, колоть и перевозить будем завтра.
К концу четвертого дня зимовье стояло под крышей, Аркадий был доволен.
- Ну что Володя, фары у нас работают? Рвем на смородиновый.

На этот раз стройка далась нам легче, весь строительный материал находился рядом. Наряд-задание было выполнено раньше срока.
Мы с удовлетворением покидали ключ Смородиновый.
Оставалось время и на рыбалку, и отстрелять изюбра по лицензии.
А пока мы были довольны всем: и каморам с мокрецом и проделанной работой, этим сопкам, журчанием горных речек.

Сколько же им еще предстояло в будущем построить охотничьих зимовий, преодолевать бурные потоки, сплавлятся по бушующим речкам. Спать под одним одеялом, есть с одной миски, пить с одной кружки.
А сколько костров предстояло развести.

Посвящается фронтовикам, труженикам тыла и всем людям той поры, благодаря, которым наша страна одержала Великую Победу в ВОВ.

Семен демобилизовался из армии, лишь в 1946 году. Сразу после войны в стране жизнь была очень тяжелая. Время тогда было голодное и не спокойное. Бывали случаи что, пройдя всю войну солдат-победитель погибал в дальней дороге на пути домой, от рук бандитов. Семен на рожон не лез, но и в обиду себя не давал. Посему на всякий случай нередко бойцы брали с собой на дорожку трофейные пистолеты. Оружия в те годы кругом на полях сражений, валялось в избытке, и бандиты были хорошо вооружены, а что мог противопоставить им безоружный солдат?! Потом уже на месте, по прибытию домой бойцы сдавали оружие в милицию, лишних вопросов с добровольной сдачей не возникало, но кое-кто оставлял сувенир для особого случая и вот такой случай однажды представился…

В 1946 в магазинах и то, что немногое было - всё пропало. В деревнях и поселках страны в магазине - шаром покати. Голые полки. Конская сбруя, да хомуты. Весь советский народ стойко переносил тяготы и лишения послевоенной жизни, выпавшие на его долю испытания были суровы. Хорошим подспорьем были огороды. А уж кто имел яблоневый сад, так просто считался богач! Но на плодовые деревья существовал налог и многим пришлось их вырубать. Да край наш богат лесами, и малыми реками. Вот ягодами, и в основном грибами спасались, кто как мог.

Но надо было работать, отстраивать страну и в лес, который окружал поселок со всех сторон, ходить могли лишь одни ребятишки, да старые бабушки. Мужиков то известно на войне многих побило, а те, что вернулись все больше инвалиды израненные. Спасибо хоть живые. Бог уберег, завидовали вдовы-товарки, тем немногим кому из них повезло. Эх, доля бабья. Много пришлось вынести женщинам нашим родненьким на своих хрупких плечах в годы войны, да и после несладко жилось. Одним без мужей, жизнь налаживать в стране. Одним поднимать детей - сирот малых. Успевали, однако всё, вертясь, как белка в колесе. С утра пораньше, еще по темному, летом вставали, брали тележку и в лес за травой для скотины, а придут домой до работы еще корову подоят, картошки отварят ребятишкам, выпьют молочка и к станку на завод. Стране нужен - план. В таком ритме и жили многие. Вот так постепенно переживала страна послевоенное лихолетье.

Распределение продуктов по карточкам было отменено в декабре 1947 года.

Летом народу выживать было попроще. В округе было много ягод, грибов и орехов. Да вот стали женщины поговаривать, что появился в лесу медведь. Чудище косматое. Нападать не нападал, но пугал несчастных изрядно. Война пригнала в лес много оленей, хищник пришёл следом. И бывало женщины, заготавливая для коровы сено на зиму, собирая грибы, частенько наблюдали рядом их мирно кормящихся. Звери не пуганые, почти ручные. И что интересно с обилием копытных в наших лесах исчезли зайцы. Но когда стадо оленей стало уменьшаться, численность лопоухих восстановилась. Возможно улучшилась кормовая база.

Охотников в ту пору было мало, а кто до войны промышлял - многие так и не вернулись с фронта. Поэтому диким зверям в лесу раздолье. А уж медведь - страшнее зверя нет, там был полноправный хозяин. Исправно брал свою дань со всего живого. Бывало бабы, собирая ягоды, в черничнике или малиннике бросив корзинку, что есть духу, прибегали домой и, едва переведя дыхание, рассказывали, кто их так сильно напугал. Спустя два-три дня собирались бабоньки, кто побойчее и снова отправлялись в ту самую чащу подобрать корзинку, да ягод набрать. Больно уж места сплошь ягодные в том диком урочище.

Тайга - он всех кормит. Поэтому постепенно страсти улеглись, страх подзабывался. Народ и стар, и млад дружно снова валил в лес по грибы, а там поспевали орехи и клюква на болоте. Медведь сам по себе, народ сам по себе, старался встреч с топтыгиным избегать. Что-то типа негласного мирного соглашения присутствовало в этом.

Так и жили до поры до времени. Пока перемирие со стороны человека было не нарушено.

В марте 1953 года умер генералиссимус И. В. Сталин, Генеральный секретарь ЦК КПСС, под чьим руководством весь советский народ одержал Победу в Великой Отечественной войне, а потом неимоверными усилиями за короткое время поднял из руин и восстановил народное хозяйство и промышленность…

Уже в 1947 году промышленный потенциал СССР был полностью восстановлен, а в 1950 году он вырос более чем в 2 раза по отношению к довоенному 1940 году. Ни одна из стран, пострадавших в войне, к этому времени не вышла даже на довоенный уровень несмотря на мощные финансовые вливания со стороны США.

И вот теперь этого человека-лидера не стало. Страна замерла в ожидании, что будет дальше со всеми нами и куда подует ветер перемен. Было действительно у многих тягостно на душе, но возможно кто-то был и рад такому событию. В поселке, на площади перед заводом, где трудился Семён прошёл траурный митинг. Потом все разошлись по своим местам. В курилке Семен узнал от мужиков, что молодые охотники Митяй и Филька пошли на разведку в лес, искать «чертежи» глухаря, перед началом токов, загодя подбирая место будущей охоты и случайно наткнулись на медведя. Митяй с Филькой подстрелили косолапого. В те годы лицензии на отстрел медведей никто не требовал. Убить не убили, а только покалечили зверюгу. Струхнули, наделали в штаны и молнией примчались домой. Ага, спринтеры мать их так. Что ж, думал Семен, придется видно ему подчищать … за засранцами, исправляя чужую оплошность. Раненый медведь - особенно опасен лучше добрать его, иначе тут и до беды недалече. Хочешь, чтоб было хорошо - сделай сам, рассуждал фронтовик.

На родине Семена в лесах медведи были в редкость и про охоту на них до войны, он мало что знал. Но жарким летом 1942 года, он с ранением попал в госпиталь, где в палате выздоравливающих подружился с одним сибирским охотником, который и поведал ему всю премудрость охоты на топтыгина, за что Семен был ему несказанно благодарен, когда уже в родном лесу пришлось столкнуться один на один с бурым медведем. Впоследствии все произошло так, как и предполагал охотник и предвидя молниеносную реакцию зверя, его мощь и коварство он уже был готов к схватке и действовал на подсознании и все благодаря тем недолгим урокам в госпитале. Гришка сибиряк хорошо подготовил его к неожиданностям медвежьей охоты, за что ему отдельное спасибо. Ни раз поминал добрым словом своего учителя... главное Семен помни, говорил он. Увидел опасность не отступай, иди вперед до конца. Не подавай виду, что испугался иначе пропадешь...

Пришло время, и Семен засобирался проверить знакомый глухариный ток, что находился в самой непроходимой уреме - участке дремучего леса на окраине мохового болота. Глядишь, к праздничному столу порадую домашних, дичинкой усмехнувшись в усы, думал про себя бывший солдат.

… Заранее приготовив, свой трофейный Зауер, который ему достался по праву, еще в Германии, в одном из полуразрушенных домов, нож и горсть патрон, не забыв про пулевые на случай встречи с подранком. Сложил в вещмешок фляжку с водой, луковицу, да ломоть хлеба, щедро посыпанный черной солью, охотник лег рано с вечера вздремнуть, чтобы уже в полночь успеть на заводской поезд-кукушку. По узкоколейке он быстро рассчитывал добраться до разъезда, а там напрямую рукой подать. Что там идти то, если не плутать. Так прогуляться километра три-четыре. Дорога давно знакома. Чай не впервой, бывало на охоту по ней ходить. Но уснуть Семёну пораньше с вечера не удавалось. Сначала выл выжлец, потом успокоившись, затих. Семен вроде только прикрыл глаза, как приснилось ему...

Война просто так не отпускала солдатика.

… Накануне войны 21 июня 1941-го года, в субботу, был обычный рабочий день. Уставший парень придя домой поужинал и лег спать пораньше предвкушая, что завтра в выходной день. Воскресенье. В этот день намечено было в заводском парке, на стадионе районное соревнование по городкам, на которых Семен был всегда неизменным участником и часто выходил победителем. Руки у высокого крепкого парня были сильными и глазомер отличный! Однако стать чемпионом 22 июня 1941 года ему было не суждено. Утром его разбудила мать сказала: «Сыночек, вставай началась война». В предвоенное время в воздухе витало смутное сомнение насчет войны, но договор с Германией о ненападении все же вселял уверенность войны не будет, но она неожиданно началась. И все преобразилось, даже куры притихли, нахохлившись под нашестом и только собаки скулили по дворам. Семен, вместе с товарищами направились в военкомат, но там им велено было обождать, до особого распоряжения. А пока они нужны были на оборонном заводе, ковать оружие Победы. Призвали его весной 1942 года и направили в пехотное училище, где обучали стрельбе из различных видов стрелкового оружия, как правильно окапываться и как поражать механизированную технику из ПТР в том числе. Учебу вели грамотные боевые офицеры и бойцы имели какое никакое представление о том, что их ждет на войне. Семен был спортсменом и охотником, учеба ему давалась легко.

Надо сказать, что по призыву при направлении в учебную часть с ним произошел интересный случай. На первом построение.

В «учебке» добровольцы выстроились по ранжиру, повзводно и самые рослые оказавшиеся впереди всех, стали командирами отделений. Пока временно, но все же. Семен, как один из рослых курсантов своего взвода, спасибо матери с отцом, оказался командиром первого отделения, четвёртого взвода. Сначала Семён не понял какая ответственность легла на его плечи. Привилегированное положение по отношению к товарищам несколько угнетала его. Но на одном из следующих построений, через неделю, один шустрый курсант из эвакуированных, с Полтавы, стоящий позади него вытянул шею и на сантиметр стал казаться выше ростом. Затем нагло вылез вперед, на глаза комроты. И тем самым, хитрец быстро стал командиром отделения, на что Семён в общем то не возражал, а в благодарность за это получил ручной пулемет Дегтярева.

Когда впервые Семён взял в руки пулемет без диска, то подумал - полпуда не будет, но на первых ученьях, пройдя 5 км с ним, пожалуй, полпуда будет, думал боец, вытирая пот с лица и уже к концу марш-броска Семён определенно решил - целый пуд будет вес пулемета. Передохнуть, перевести дух было нечем! Солдаты, пройдя пешком 20 км, валились с ног, дорога их довела до изнеможения. Тяжело в учении, легко в бою. Хотя в действительности весил пулемет 8.5 кг, но привыкнув к нему, носил его Семён, как пушинку.

Стрелять Семён любил и умел, вот только по характеру охотника-одиночки, ему ближе была снайперская винтовка. Но служба, есть служба и приказы командиров не обсуждаются, а беспрекословно выполняются. И впоследствии на фронте, Семен, став пулемётчиком исправно выполнял свой долг, защитника Родины, ни раз спасал подразделение, стреляя без промаха, от просочившейся немецкой пехоты на фланге. За что оставшиеся в живых после очередного сражения бойцы выражали ему благодарность, от души предлагали табачку, а командиры отличали в донесениях на представления к наградам Родины.

Закончив учебу в составе маршевой роты, летом 1942, Семена отправили на фронт. Из-за потерь в боях, в полках уже мало оставалось опытных солдат. Основной костяк бойцов был повыбит. Воевать приходилось вчерашним мальчишкам. Но патриотический подъем был высок, и все рвались в бой.

За время учебы курсанты успели познакомиться и подружиться. Национальный состав солдат был разнообразным. В роте в основном были русские ребята с Поволжья, Урала и Сибири, но вместе с ними служили грузины, армяне, татары, казахи, удмурты, башкиры, чуваши, марийцы, мордва, еврей, украинец, узбек, белорус и многие другие представители своего народа нашей необъятной страны, но все вместе они были - русские солдаты и воевали за единое и неделимое наше Отечество.

Семён таскал ручной пулемет, а второй номер нес коробки с дисками. Ребята были, молодые и выносливые… Топали в день по тридцать километров. На подошве стопы появлялись и лопались широкие мозоли, но солдаты, перемотав портянки, шли вперед.

Страшно ли было солдату на войне?

Конечно страшно, если не поразишь ни одного врага, а самого убьет. Вот этого больше всего и боялся Семен, но бежишь в атаку орешь ура, а где и матом, и криком страх тот выгоняешь и появляется сила, в душе солдата. И сила такая, а кто как не я должен защитить свою Родину и вот значит выпала доля такая теперь воевать. Война быстро определит место человека. Кто ты есть. Воин или раб. Да на людях и умирать нестрашно становится. За Родину, за отчизну свою. А потом, как атаку отобьешь. Раненых соберешь да отправят в медсанбат тут глянешь вокруг и понимаешь, что это такое война. Страшно всем было, а еще страшней немцам. Мы то Родину свою защищали от врага, нам и умирать не так страшно было, за свою землю, а вот фашисты, что в их душе творилось не известно. И тем не менее немцы упорно сражались, не избегали и рукопашных.

Война, это кто кого первым убьет. Или ты, или тебя - третьего не дано. Поэтому все сражались до конца.

Но, Семен даже на войне оставался человеком.

Первый свой бой он помнил хорошо. Наши войска пошли в атаку. Кругом разрывы, стрельба. Смешались в кучу кони, люди. Не поймешь кто где. Линии фронта четкой не было. Постоянно в ходе боя, то немцы наступали, то наши войска. И вот в очередной сутолоке боя наши солдаты получили приказ: Бегом через лес обойти оборону немцев и ударить в тыл врагу.

Когда наши солдаты атаковали фашистов со всех сторон. Те не выдержали и побежали. Семен бежал через лесной овраг навстречу немцам, которые также пытались обойти наши оборону с тыла. И вдруг, из-за поворота, на него выбегает немецкий солдат, совсем зеленый от страха. Семен глянул ему в глаза и от неожиданности опешил. Разве можно стрелять в такого юнца. Он же, обычный мальчишка, только жить начал. Но немецкий сопляк, одурманенный Гитлеровской пропагандой о превосходстве арийской расы над другими, так не думал и вскинул автомат на русского бойца. Но вместо выстрела раздался щелчок-осечка. Ах, ты сука, - вырвалось у Семена. Так, да? Значит получай щенок и с размаху ударил прикладом врага наотмашь и побежал дальше... Не убил, не застрелил, а просто ударил, проучить, лишь бы отвязался и побежал вперед дальше среди наших атакующих бойцов. Немцы, кто остался в живых не стали дожидаться яростной атаки наших солдат и быстро отступили на запасные позиции...

Но не все бойцы были такими. В подразделении воевали ребята, которые прошли через плен. После побега их подкормили и поставили в строй - вот они очень злые были. Они мстили. Рядом с Семеном один фриц, споткнулся, упал, обессилено привстал на колени и кричит. Гитлер капут, майн год.
«А вот, хер те в…» и наш другой боец штыком винтовки пригвоздил его к земле... Война.

Но некоторых немцев все же взяли в плен.

Теперь уже наши солдаты заняли немецкие траншеи и смогли немного передохнув, почистить оружие и занять стрелковые позиции на новом рубеже.

… Этот тяжелый бой, как и другие пулеметчик занял свою позицию на правом фланге держа оборону от наступавшего врага. Опасность была, если со стороны леса покажутся новые свежие силы противника. Бой начался с рассветом и сразу, как только закончилась артиллерийско-минометная подготовка. Пошла атака за атакой. Начавшийся кромешный ад не прекращался до обеда. Солнце стояло уже в зените, как наступило затишье. Появилась передышка у обоих сторон. Бойцы собрали боеприпасы от убитых, раненых отправили в тыл. Старшина раздал всем уцелевшим по два сухаря и по фляжке воды на троих. Вот и вся еда. Не успели смочить горло, как заслышали шум надвигающейся армады бомбардировщиков. Приготовится к бою пронеслась команда по траншеи. На удивление самолеты промчались мимо и сбросили свои бомбы на ж\д узел, где ожидалось прибытие и выгрузка свежего пополнения.

Семен уже бывал под бомбежкой и лежа на дне окопа, вжавшись в него, а в голове рой мыслей. Но боец ни разу не допускал мысль, что его могут убить. Он понимал, что такое может случиться в любую секунду, но в душе отчаянный парень, надеялся выжить и победить во чтобы то не стало! Вера его и спасла, в той жестокой войне.

Взводный Ванька Самохин выкрикнул команду - примкнуть штыки.

Командир танки справа. Одна надежда на нашу артиллерию. А наша задача отсечь пехоту… подпустим ближе бойцы. Стрелять по моей команде. Ближе еще. Огонь! Разрыв артиллерийского снаряда перекрыл ружейно-пулеметную трескотню. По нашим позициям враг открыл ответный огонь. Правее пулеметного гнезда находился расчет ПТР, и их всех убило. Семен кивнул второму номеру Рафику Хайруллину. Давай из ПТР по бронетранспортёру пальнем, он утвердительно кивнул ему в ответ, и бойцы, прикрываясь складками местности, поползли к противотанковому ружью со своим ручным пулеметом. С первого выстрела Семену удалось подбить немецкий броневик, на расстоянии уже 80 метров от них. Немцы спешно покинули горящую в белых крестах машину, и тут уже Рафик не сплоховал, положив короткими очередями из «дегтяря» их рядом. Вот так воюет наша пехота. В следующее мгновение в земляной бруствер перед ними ударила автоматная очередь. Пора менять позицию, подумал солдат… Тут их накрыло близким разрывом и привалило землей. Солнце стало черным в его глазах.

Сколько прошло так времени солдат не помнил. Очнувшись Семен увидел сквозь едкий дым, застилавший глаза и всё вокруг, бой шёл в расположении подразделения. Выплюнул землю, набившеюся в рот. Протер глаза от песка и оглядел, что еще недавно было грозным оружием. Пулемет был поврежден осколками. Стрелять из него невозможно. Разбитый в щепки приклад и покорёженный диск валялись рядом. Второй номер уткнувшись лицом лежал с пробитой головой.

Боец знал, что пулемет в ближнем бою, был опасен. Его огнем можно было в рукопашной поразить своих. Но пулеметчики находили ему другое применение, используя его в качестве дубины. Благо Семену его здоровье позволяло это с лихвой.

Взявшись за дуло того, что еще не давно было грозным оружием с налившимися кровью глазами советский солдат ринулся на ближайшего к нему врага. Громя фашистов на право и налево. Убитые и раненые им падали на его пути. Худой, жилистый, сильный и верткий, он прыгал, падал, исчезал и тут же появлялся в другом месте.

Пока солдату везло. Он оставался все еще жив.

Заметив занесений сверкающий тесак немца над своим командиром, боец обрушил свою палицу на спину и голову врага. Есть, удовлетворено выдохнул Семен. Спасибо, кивнул в ответ Иван. Рукопашная - это самопожертвование и здесь один за всех все за одного, солдаты превратились в единое целое.

Невысокий кряжистый мужичок, рядовой Еремеев с Урала. С врагом справился сам, подхватил выпавший из рук убитого немца клинок и оттолкнув вражеский труп в сторону стремглав поднялся и бросился под ноги на другого наступавшего эсэсовца. Да так удачно у него это получилось снизу-вверх распорол ему брюхо...и фашист, удивляясь, ложился… однако каков медвежатник. И то дело. Геройский таежник. Вот она, где охотничья смекалка пригодилась, плюс отвага нашего скромного человека. Еще в учебной части Семен подружился с Еремеевым, который успел ему поведать, как он в тайге ходил вдвоем на пару с братом на берлогу. И бывало даже в одиночку брал медведя, ловко насаживая на пальму. А тут рослые, все как на подбор хорошо обученные войска СС, страшнее лесного зверя. Вот и пригодилось охотничье ремесло. Житейская мудрость, ни раз выручала наших солдат на фронте.

Мужики, помогите. Братцы, помогите, пронзительно закричал Сашка, чуть в отдалении от дерущихся солдат. Он был самым молодым во взводе. Маленького роста - и весу в нём от силы три пуда, да и то если с каской и автоматом. Ребенок, одним словом, а не солдат! Прибавил себе пару годков и убежал из дома на фронт. К нему все относились по-отечески оберегая, как младшего брата и вот теперь над ним нависла смертельная угроза в образе рослого гитлеровца.

Он же мальчишка совсем! Что ж ты делаешь гад, что ж ты к пацаненку то пристал сволочь. Побледнев, стиснув зубы до хруста, аж желваки на скулах обтянутых обветренной кожей заходили, у Семена и собрав всю силу и злость к врагу в этот бросок с неимоверной силой размахнувшись от плеча швырнул пулеметный ствол в немца. На фашист, лови - "письмо". Железная палка хорошо пошла и точно накрыла врага по загривку.

Эсэсовец с раздробленной шеей навзничь, рухнул на нашего паренька...малец, любимец взвода был спасен. Окажись на месте Семена любой другой боец, не успел бы оказать помощь. Сашка б не выжил. Но на войне многое решает случай. И городошный чемпион применил свое умение - ловко метнув искорёженный пулеметный ствол в голову врага. Оправившись от первоначального шока, пацан сам ловко начал действовать.

Следующий показавшийся немец замешкался, перезаряжая свой пистолет и Сашка воспользовался этим. Какие-то всего лишь пять секунд решили кому жить, а кому умирать пришёл черед. Пацан, как барс бросился на врага и крепкими зубами впился ему в шею. Кровь била фонтаном. В ожесточенной схватке и зубы становятся смертельным оружием. Глаза фашиста исказились ужасом неминуемой смерти, парень выхватил у него парабеллум и выстрелом в упор добил врага. Потом он на адреналине, неистовой разъярённой кошкой метался от групп дерущихся солдат. Успевая теперь сам на подмогу своим боевым товарищам. Один за всех, и все за одного. Когда в пистолете закончились патроны, он схватил в руки голый камень и уже булыжником разил врага пока хватало сил. Отвага не покидала парня до самого конца боя. Четверых он отправил на тот свет собственноручно. Кто бы мог подумать, вот так в миг сопливый мальчишка превратился в настоящего мужчину - грозного воина. Храбрость города берет. Но и немцы, показали себя умелыми бойцами. Непросто досталась нам эта победа.

Поодаль какой-то незнакомый наш солдатик, истекая кровью отбивался от немца немецкой же гранатой на длинной ручке дубася его и в конце концов на исходе своих сил засунул ее фашисту за ремень и подорвался вместе с ним. Все это Семен видел, как во сне. Как-будто ни он сам был участником этого рукопашного боя, а смотрел фильм. Безумство храбрых поем мы песни.

В любом ближнем бою побеждает тот, кто окажется сильнее духом. Кто готов в любой миг пожертвовав собой, оказать помощь товарищу. Кто, не задумываясь уверен, что в тяжёлую минуту рядом так же окажется плечо, на которое можно опереться.

Вдруг Семен увидел, прямо перед собой - немецкие сапоги с раструбом. Только хотел поднять саперную лопатку, как по спине шандарахнуло и сбило с ног. От неожиданности колени подогнулись, а над его головой прозвучал выстрел в упор. И на него сверху свалился гитлеровец. Жора майкопский, из пистолета по сути спас ему жизнь завалив возникшего врага за спиной, которой и приложил его прикладом. И тут же сам свалился рядом.

Друга Жорку убили в упор, в сердце. Семен, перехватив Вальтер, успел лишь последним патроном застрелить того, кто его убил - от этого никому не стало легче. Война.

Семен подобрал лопатку, поднялся на ноги в полный рост и обомлел. С винтовкой с примкнутым штыком на перевес, на него летел взмыленный, здоровущий и не бритый, рыжий немец. Недолго думая метнул острозаточенную лопатку в шею врага, но чуть не рассчитал в горячке боя и лезвие шанцевого инструмента задев о каску отсекло пол-уха врага. От неожиданности немец выпустил винтовку из рук и схватился за голову. Откуда хлестала кровь. Семен бросился первым навстречу. А корноухий фашист своими огромными клешнями сдавил мертвой хваткой горло Семена и начал душить. Потеряв равновесие оба покатились в низ в траншею. Немец наседал и казалось его победа близка была. Кровь врага заливала глаза Семёну. Одной рукой он пытался ослабить железную хватку, а другая рука судорожно шарила вокруг по земле, чем-бы приложить фашиста. Изловчившись и подтянув ближе свою ногу в сапоге. Семен уперся коленкой в живот врага, и рука наконец смогла достать за голенищем нож. Это придало сил. Победа была предрешена. Жирный боров получил свое по заслугам. Он сразу обмяк, завращал дико глазами и наконец ослабил хватку. Постепенно бой стал угасать. Закончился еще один день войны. Очередная атака была отбита. Но какой ценой. Повсюду валялись тяжело раненые и убитые. Свои и чужие. На поле боя царило страшное зрелище. Сразу и не поймешь, чья взяла? Но хвать глядишь-немцы все больше лежат, раненые и убитые, а наши стоят. Значит мы одолели врага.

Из взвода в живых осталось только семеро. Одно отделение и набралось бойцов, а перед боем было целых три.

То, что Семен выжил в этом бою, было большим чудом и без Божьего провидения здесь, конечно же, не обошлось.

Для нового пополнения первый бой и тем более рукопашная всегда страшно! У каждого бойца солдата понюхавшего пороха уже были свои рукопашные. Но для свежего поколения это было в первые.

На войне в таком бою мы учились выживать, мы учились убивать голыми руками и побеждать, упорного и сильного противника. Немецкие войска были хорошо обученными и подготовленными. Но мы их одолели. Потому что на карту было поставлено всё и жизни наших родных и будущее любимой страны.

…Однако пора вставать. За окном ярко светила Луна. Охотник осторожно стараясь не шуметь прошёл в переднюю. Не включая свет, зажег примус. Вскипятил чай. И позавтракал чем-то в ковшике, стоящем на загнетке печки. Проснулась и подошла жена, приобняла и ласково спросила:

Сёмушка, ты хоть поел чего?

Да вот там в ковше что-то было…правда не разобрал впотьмах у печи.

Дурень, это я ж кошке приготовила. Семен, ну нельзя же так! Что ты в самом деле, как ребенок. На-ка картошечки хоть поешь и достала чугунок с картофелем в мундире. Спасибо мать, я уже сыт. А вкусно ты кота нашего кормишь, усмехнулся муж.

Ну, я пошёл.

Иди с Богом.

Оделся, забрал чехол с ружьем, нож, вещмешок и вышел в сени, где достал из чулана и на всякий случай, сунул в вещмешок трофейный 9 мм Вальтер, который он бережно хранил завернутым в промасленную тряпицу. На небе звездочки мерцают. Похож к утру подморозит. Ну, поглядим как оно там, в лесу за переездом. Закурил и быстрым шагом направился к узкоколейке, где вот-вот должна подобрать его кукушка.

Придя на место, Семен решил немного подождать, и послушать - не затокует ли поблизости глухарь. Достал фляжку с водой, поднес к губам. На третьем глотке заслышал, как робко и не смело в центре болота пробует голос петух. Постоял, выждал перемолчку не запоет ли еще где. Всего затруднительнее в этой охоте - подход, особенно когда место слишком открыто и негде спрятаться. Семен понимал лучше выбрать длинный путь, если он имеет деревья, которые бы можно прикрыться. Ага, есть, этот пел уже на окраине. К нему прикрывшись редкими сосенками, подобраться незамеченным будет лучше. Срезал ножом кудрявую елочку и, держа ее перед собой, крадучись двинулся на голос моховика. Чуть забрезжил рассвет.

Постепенно продвигаясь ближе, наконец удалось разглядеть, где сидит глухарь и выбрав удобное место для стрельбы охотник осторожно, но с силой воткнул елку в едва отошедшую после зимы землю и приготовился к выстрелу. Подняв ружье для прицеливания вовремя скирканья, плавно нажал на спуск уже при следующем колене песни. Длинные стволы 16-го калибра и черный порох прекрасно завершили охоту, и глухарь упал на землю разорванной подушкой. Зауер славился резким боем.

Звук выстрела разбудил медведя, дремавшего после сытой трапезы в густом кустарнике в километре от болота. Недавно косолапый задрал оленя и закусив свежатиной закидал тушу ветками. Ждал излюбленного лакомства расположившись поодаль, когда его консервы будут готовы - слегка протушатся. Какие мысли бродили в голове старого зверя. Знать пришли за ним или отобрать его добычу? Этого человек знать не может. Выстрел охотника послужил ему предупреждением и стал сигналом к будущему скорому нападению. Теперь человек из охотника превратился в объект охоты. Слабое, слепое и глухое создание по сравнению с крупным хищником. Вот только грохочущая и изрыгающая пламя палка защищали человека и от которой уже немного пострадал медведь. Та пуля Митяя ведь лишь скользнула по медвежьему черепу и слегка зацепила лапу, не причинив особого вреда, разве что выстригла часть уха, чем привела в ярость шатуна. Значит пришло время поквитаться. А тут сам охотник, с такой же самой метающий гром и молнии палкой шел навстречу зверю прямо в лапы и пасть.

Всё же Семён, пройдя фронт был острожен. На сей счет имел свои соображения и думал совсем иначе. Подойдя к добытому им петуху подняв и отряхнув от лесного сора аккуратно сложил свой желанный трофей в рюкзак. Затем помедлил, бережно переломил ружье. Достал пулевой патрон. Заменил им стреляную гильзу и решил немного обождать. Спешить теперь ему было некуда. Наступал серый рассвет. Протянул стороной первый вальдшнеп, а еще чуть позже, на утренней заре послышались многочисленные тетеревиные чув-ши-и-и, перемежающиеся бормотанием. Над болотом полосами курился туман. Проглянуло солнце. Охотник заметил черные головы, словно головешки, торчавшие из пожухлой растительности мохового болота. Ток был в самом разгаре. Где-то призывно крякала утка. Смешно подергивая шеями тут и там шныряли чирки, стрелами пересекая гладь воды. Охотник любовался и слушал весенний концерт. Природа проснулась, ожила и кругом забурлила жизнь. Семен вздохнул полной грудью весенний воздух и улыбнулся. Душа его пела. Остановись мгновенье! Как же хорошо, как же хочется жить. Наслаждаясь восходом... Так бы и стоял любуясь, но пора двигаться дальше.

Семён решил обойти все большое моховое болото по периметру, вдруг где удастся поднять - подстрелить еще гуся, которые редко, но нет-нет да задерживались на пролете здесь отдохнуть. Тем самым и путь домой стало быть охотнику предстоял иной. Пройдя метров семьсот по закрайку болота и подняв пару пролетных стаек доверчивых чирков-трескунков, охотник не стал ради них лишний раз шуметь. Берег оставшиеся заряды для крупной птицы. Впереди в полусотне метров, в перемежающемся тумане, он словно мираж заметил красавца оленя. Слегка свистнул. Олень чуть склонил голову в его сторону прислушался. Но не видя угрозы, занялся дальше своим утренним моционом. Охотник свистнул громче. Олень подпрыгнул, как ужаленный и отбежал на несколько метров дальше. Охотник попытался было его скрасть и осторожно стал подкрадываться. Однако с приближением к участку водоема, вдававшегося клином уходившему в лесную чащу. Охотник уловил от порыва свежего ветра едва-едва доносившееся запах останков медвежьего пиршества. Вскоре ему самому воочию пришлось в этом убедиться, увидев кругом медвежьи следы с отпечатками от когтей на ободранной коре деревьев. Зверь метил свою территорию. Ничего не оставалось, как перезарядить ружье пулями, взвести курки и быть наготове. Жизнь человека в этот момент висела на волоске, а ему очень хотелось жить...

Достал пистолет, вынул обойму, осмотрел и снова вставил назад. Передёрнул затвор Вальтера, заранее снял с предохранителя и сунул готовое к выстрелу оружие, за пазуху. Опасность была где-то рядом. Но вот где именно пока Семёну было не ясно и это предстояло предугадать. Решив обойти стороной самую чащу из наваленных старых давно полусгнивших деревьев. Осторожно ступая и внимательно следя боковым зрением на малейшие движение и вслушиваясь в шорох вокруг. На войне, как на войне. Враг коварен и беспощаден. Затаился где-то рядом и тут ухо востро держи кто кого первым - тому повезет. Похожее чувство он уже испытывал на фронте, когда интуитивно, каким-то чутьем охотника опередил врага и дав длинную очередь из пулемета по подозрительным кустам орешника возле крупных берез, где и была расположена немецкая засада. Но не растет орех посреди берез, мелькнула мысль у солдата. Тогда смекалка и охотничья наблюдательность выручила и спасла жизни Семену и его бойцам-товарищам по оружию. Считай повезло. Повезет ли в этот раз в схватке в родном лесу с не менее опасным зверем…

Слабый шорох послышался в ближних кустах. Охотник насторожился. Следом к нему под ноги выкатился заяц. Редкий гость, в ту пору в наших лесах. Косой, ты еще откуда? Похож кто-то спугнул невольно, подумал Семен, забыв об опасности, стал рассматривать линявшего беляка. А дикий зверь совершенно не боялся человека, терся у его ног, словно ища защиты. Тихий свист разорвал тишину и все разом опомнились. Заяц шуганул в кусты. Какой же ты братец трус, - только успел вымолвить охотник.

А кто свистел? И тут догадка молнией проскочила у него в голове.

Взгляд человека упал на просвет, сквозь кучу деревьев и столкнулся с внимательно буравившими маленькими злыми глазками медведя. Волосы приподняли кепку, пот меж лопаток заструился вниз. Охотник на доли секунды впал в оцепенение и в тот же миг круша все подряд на своем пути хищник кинулся в атаку на человека. Страшный рев медведя и звук выстрела слились воедино. В упор, как летом 1942 в рукопашной пришлось стрелять. Семен сдуплетил в атакующую черную немочь. Зверь был настолько крупный, что промахнуться было сложно. Но случилось так, что каким-то невероятным образом охотник не положил зверя на месте. После выстрела хищник отбежал в сторону. Заговорённый он что ли мелькнула мысль у Семена, судорожно вставляя в правый ствол новый патрон и снова медведь его атаковал.

Никогда до этого Семёна не приходилось охотиться на медведя. А посему страха к зверю он изначально, не испытывал. Считал медведя просто большой собакой. Однако лесной великан - зверь коварный и хитрый. И когда он, обхитрив человека, шедшего по его следу, сделал петлю и неожиданно для охотника, оказался сзади него готовый к роковому прыжку. Тут солдату стало не по себе, но страх быстро сменился обидой на себя и свою оплошность. Человеку, прошедшему войну, ну никак не хотелось вот так нелепо погибать в родном лесу от огромных клыков непрошеного гостя. Не успев толком повернуться лицом к топтыгину, как тот молниеносно, здоровой лапой нанес ему удар, который пришёлся по ружью выбив его из рук. Выстрел из правого ствола ушёл в сторону разнесшимся эхом над болотом, не причинив зверю вреда. Это на какой-то миг ввело косолапого в замешательство. Взгляд человека и хищника пересеклись. Семену даже показалось, что топтыгин ехидно ухмыльнулся, торжествуя скорую победу над человеком. Медведь словно вызывал его на поединок, вопрошая при этом ну как ты теперь человек справишься со мной, без огнеметающей грохочущей палки. Но опытный и сильный духом боец прошедший войну, твердо стоял на ногах и верил, что победа будет и в этот раз на его стороне. Окажись любой другой человек в его положении, считал бы это невероятным - одержать верх, в жесточайшей смертельной схватке с превышающей силой врагом. Но на войне случалось и не такое.

Семен испытал на войне самое страшное, когда тебя бомбят, а сделать ты ничего не можешь. Под бомбами шансов уцелеть мало, но тогда боец, надеялся выжить и победить во чтобы то не стало! Вера его и спасла, в той жестокой войне.

Он и теперь свято верил в свою победу.

Солдат жаждал реванша, не растерявшись и совладав с собой выхватил из-за пазухи телогрейки Вальтер. Зверь же, внимательно следил за действиями охотника и встав на дыбы, с раскрытой пастью ринулся в атаку. Тут то Семён, сам того, не ожидая что есть силы, крикнул: «Стоять! Hände hoch!» Медведь затормозил. Опередив его на доли секунды, охотник хладнокровно в упор выстрелил ему в шею и грудь всю оставшуюся обойму.

Медведь замертво рухнул на охотника. Приобняв его напоследок. Одна пуля пробила сердце. А вторая и третья перебили шейные позвонки. Это и спасло героя. Охотник пока этого не знал и все еще в горячке схватки подтянул к себе ближе свою правую ногу, вытянул из-за голенища сапога нож и несколько раз, для верности, ткнул им в медвежий бок, уже мертвого зверя. Из раскрытой пасти, которого вытекала вонючая слюна. Через некоторое время грозный хищник окончательно затих, о чем известил журчащий ручеек опорожнившегося мочевого пузыря зверя.

Все произошло довольно быстро, но как в замедленной съемке. Так посреди глухой чащи леса, на окраине болота закончилось противостояние человека и зверя.

Какое-то время Семён пробыл в неком наваждении, в полузабытье, из которого его вывел и вернул к реальности происходящего пролетевший довольно низко самолет, на котором он в отблесках солнца, различил красные звезды. Наши, чуть слышно прошептали губы бойца. В горле, после всего пережившего у солдата пересохло. Наши, - выкрикнул он еще раз. Взгляд скользнул по медвежьей башке, с его полуоторваным ухом. Медведь был корноухий… Эмоциональное напряжение спало. И солдат от всего пережитого им в это утро не стесняясь заплакал. Вспомнив и войну, и погибших товарищей и то что дома его ждала жена Маша и маленький сын Серёнька. Силы было покинули его, и он ползком выбрался из-под тяжелой туши медведя. Чуть позже окончательно придя в себя и справившись с нахлынувшими чувствами, охотник обмыл чужую кровь. Умылся. Выпрямился, последний раз взглянул на спасший ему жизнь Вальтер, широко размахнулся и забросил в болотную трясину по дальше, теперь совсем ненужный ему пистолет. Воевать он больше ни с кем не собирался, и принялся обснимать шкуру добытого трофея... а впереди его ждала мирная и счастливая, долгая жизнь.

P.S.
Рассказ написан по материалам-воспоминаниям родных и близких мне людей и ряда других источников.

Андрей Щанников

Отвесные утесы возвышались с двух сторон по склону ледника, по которому охотники шли вверх, охотясь на кабаргу. Чем дальше охотники двигались, тем утесы становились кучнее, и тем самым образовывали острый треугольник, это и было то самое место, где заканчивалось ущелье. Идти ровно по линии, у охотников не получалось, т.к. постоянно необходимо было преодолевать препятствия – огромные глыбы на пути, либо появляющиеся трещины на льду. И вдруг они замерли. Не верив своим глазам перед ними виднелась трещина на поверхности льда (ширина ее была более 4,5 метров), пересекающая все ущелье. Увидев эту картину, всем стало понятно, что пути дальше нет, началось движение ледников . От утеса до утеса полностью все ущелье было заполнено ледником. Между этой скалистой стеной и глыбой льда не было ни тропинки, ни единого промежутка. Стена уходила вверх и вниз более чем на 152 метра. Охотники думали только об одном: «Как же перешла эту пропасть кабарга? Не уж то смогла перепрыгнуть через бездну?». И на самом деле следы ее заканчивались на краю и на другой стороне было видно место куда именно она приземлилась.

Люди занимались охотой с древних времен. С развитием человеческого общества менялись и способы, и целенаправленность охоты. В первобытное время охота была одним из основных источников питания, а также была частью обрядов и ритуалов. Далее развились различные виды охотничьих забав, охота стала развлечением аристократов. В наше время существует большое количество охотничьих клубов, а изготовление и продажа охотничьего инвентаря является бизнесом. Также охота является самым опасным родом занятия. И вот я расскажу вам историю про охоту , с одной стороны она романтическая, а с другой опасная.

— Ты взял путевку? — крикнул Сергей. Это благодаря нему я "заразился" спиннингом и охотой.
- Конечно, в конце недели едем на Пёрушу. — сказал я.
-Только уток там будет очень мало, "охотников" навалом, распугают выстрелами по бутылкам. — кивнув головой произнес Серж.
- Там и посмотрим, мне бы подтвердить одну теорию — пожал я плечами.
Однажды на страницах журнал "Ружьё" я прочел интересную статью, которая была воспринята по разному моими знакомыми охотниками. Там описывалось, как охотиться на нырков и о причинах большой неуязвимости этих птиц. В прошлом году я гонялся за нырком ровно час, произвел пять выстрелов, но тот ушёл абсолютно невредимый.

В трех милях от нашего зимнего дома в глубине леса находится поляна примерно в сто ярдов длиной и пятьдесят ярдов шириной, с изумрудно-зеленой травой, окаймленная высокими деревьями, обвитыми лианами. На этой поляне красота ее несравненна я впервые увидел тигра, известного в Соединенных провинциях под именем Повальгарский холостяк. Между 1920 и 1930 гг. добыть этого тигра было мечтой всех охотников этих провинций.

Несмотря на многочисленные попытки добыть холостяка с помощью приманки-буйвола, по нему ни разу не стреляли, хотя в двух случаях он находился на волоске от гибели. Один раз, после неудачного загона, канат, поддерживавший махан, сдвинулся как раз а критическое мгновение, когда Фред Андерсон стал целиться. Во втором случае холостяк подошел к махану, когда загон еще не начинался, а Хьюш Эди набивал свою трубку.

Тропа, по которой пошел тигр, тянется полмили через густые джунгли, пересекает широкое русло, а потом соединяется с протоптанной скотом дорожкой, извивающейся у предгорий и исчезающей в глубокой лесистой долине. На следующий день рано утром я пошел вместе с Робином осмотреть местность. Моей целью было место, где пастушья тропа входит в долину. Здесь легко можно обнаружить следы любого зверя, приходящего в долину или покидающего ее. С момента нашего выхода Робин, по-видимому, понимал, что перед ним стоит особая задача.

Тропа, по которой пошел тигр, тянется полмили через густые джунгли, пересекает широкое русло, а потом соединяется с протоптанной скотом дорожкой, извивающейся у предгорий и исчезающей в глубокой лесистой долине. На следующий день рано утром я пошел вместе с Робином осмотреть местность. Моей целью было место, где пастушья тропа входит в долину. Здесь легко можно обнаружить следы любого зверя, приходящего в долину или покидающего ее.

ТАБАКОВ ГЕННАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

МОИ ОХОТНИЧЬИ РАССКАЗЫ

ПРОСНУВШАЯСЯ СТРАСТЬ

Видимо в каждом человеке дремлет то чувство, которое все называют охотничьей страстью. У меня оно дремало недолго и проснулось ещё в раннем детстве, когда я все летние дни проводил в поле, куда выгонял нашу корову на пастбище. Сначала я это делал вместе со старшими братьями, а чуть повзрослев и сам пас нашу кормилицу "Зорьку". У братьев Юрия и Володи, которые были постарше меня, было старенькое воздушное ружьё или "Воздушка", как мы называли его. Благодаря "Воздушке" длинный летний день становился удивительно коротким для нас. Что только не придумывали братья, чтобы скоротать день: проводили состязания, стреляя по нарисованным мишеням; охотились на многочисленных сусликов и воробьёв, стреляли просто по воде, поднимая высокие фонтанчики и т.д. Стреляли чугунной дробью, ржавые кучи которой отыскивали у брошенных скважин, оставленных геологоразведочной партией (ГРП). Конечно, и я держал в руках это первое ружьё, постигая азы стрельбы по различным целям. Иногда, когда братья занимались другими играми, я заряжал ружьё дробинкой, которую надо было подобрать по размеру, так как дробь была разных диаметров и часто застревала в стволе, и крался к суслику, столбиком стоящему и периодически посвистывающему, как бы предупреждая всех сородичей о надвигающейся опасности. Долго выцеливая, я не мог унять волнение, сладко накатывающееся откуда-то изнутри и мешающее сосредоточиться на мушке, когда же видел мушку, то исчезал, как будто расплывался в горячем воздухе, сам суслик. Произведённый хлопок выстрела казался мне пушечным, но странное дело, суслик успевал юркнуть в норку до того, как на его месте поднимался фонтанчик пыли. Это ещё больше разжигало во мне охотничий азарт, и я вновь искал подходящую жертву и начинал все сначала. Дома же, когда братья уходили, я доставал "Воздушку", рисовал гвоздём на глиняной стене сарая круг и тренировался, набивал не только руку, но и глаз, как говорили братья, подтрунивая надо мной. Доходило до того, что стенка превращалась в сплошное месиво и осыпалась, за что от матери получал не раз затрещины. Но стрелять научился, и не раз попадал по крадущимся к голубям большим соседским котам. Дробь котов не пробивала, но видимо им было довольно больно и мявкнув от неожиданности, они прыгали с крыши и на незначительное время забывали думать о моих любимцах. Кошки были первыми врагами всех голубятников, уж очень много было съедено ими птенцов не только у меня, такая вот натура этих домашних хищников. Особенно враждовали мы с большим серым котом нашей соседки Мариши, уж больно хитрым и коварным он был и не раз наносил нашей голубятне значительный урон. Он следил за нами постоянно, а мы за ним. А увидев, что он лежит на излюбленном месте на лавке во дворе соседки, быстро открывалась форточка, и один из братьев прицельно стрелял по коту. Тот резко прыгал, громко крича, иногда пугая соседку так, что она вскрикивала, проклиная нечистую силу и долго крестилась. Хлопка выстрела из комнаты ей не было слышно, а тем более нашего смеха, до слез давившего нас после увиденного спектакля. Сейчас становится стыдно, вспоминая эти " шалости", за которые в настоящее время могут привлечь к ответственности за нарушение закона о защите животных, но тогда для нас был один уличный закон - закон защиты голубей. Однажды осенью, когда началась уборка зерновых, сосед Гельмут, работающий на комбайне, рассказал, что за "Белым Камнем" неоднократно поднимал большую стаю косачей. "Белым Камнем" называлась гора, расположенная где-то километров за десять от Шемонаихи, где мы и жили в те годы. В этой горе добывали белый известняк, который после обжига превращался в известь. Братья загорелись от такого известия и стали собираться на охоту. У нас в то время дома отец держал одноствольное ружьё "Тулку", братья из которого часто стреляли по мишеням. Решили ехать ранним утром на охоту, а весь вечер заряжали латунные патроны, засыпали туда дымный порох меркой и дробь, накатанную между двух сковородок из кусочков нарубленного свинца. Я вертелся возле них, во все глаза рассматривая весь процесс заряжания патронов, мешая иногда им, за что заслуженно получал лёгкие "подзатыльники" и скулил. Скулил не от боли, а от обиды, что меня исключают из этого процесса подготовки, который иногда слаще самой охоты. Это я пойму потом, когда повзрослею, каждый раз наслаждаясь подготовкой к очередной охоте. А тогда, видимо, чтобы отвязаться от меня, они пообещали взять меня с собой на охоту. Никогда не забуду, как я радовался этому, лёжа вечером на кровати, представляя краснобровых тетеревов, к которым мы будем подкрадываться и стрелять по ним. Тетеревов - косачей я видел на картине, которую брат Володя нарисовал масляными красками на холсте, и она висела над моей кроватью. На ней были изображены синебокие петухи с красными бровями, дерущиеся на току из-за невзрачной серой самочки, которая находилась в сторонке и как-бы не замечала этого поединка. Я не мог заснуть, представляя все новые и новые картины охоты, которые откуда-то появлялись в моей голове, хотя ни разу не был на охоте. Видимо рассказы самого старшего брата Михаила, который успел поохотиться в лесах Катон-Карагая во время войны, прежде чем уйти на фронт, накрепко засели у меня в мозгу, а теперь буйно рисовали всякие охотничьи сюжеты. Больше всего боялся тогда проспать. Ещё солнце не коснулось моих глаз, как меня будто ударило молнией! Проспал! Первое, что пришло мне в голову, увидев мать, раскатывавшую скалкой тесто для лапши. Комната была пуста, а мама успокаивающе сказала мне, что братья пожалели будить меня ранним утром, так крепко я спал, и уехали на охоту. Отец разрешил им запрячь в телегу лошадь, на которой они и укатили, получив задачу обратно привезти накошенной травы. Не помню, как я одевался на ходу, как перескочил через высокий дощатый забор пекарни, чтобы укоротить путь и пустился догонять братьев. Бежал без остановок, а обида и слезы давили в горле, затрудняя дыхание. Мелькали знакомые места, где приходилось ходить на рыбалку, по дамбе пробежал мимо пруда на речке Березовке, а там уже и видно " Белый Камень". Время потеряло тогда значение, не знаю, сколько я бежал, а потом уже и шёл, отдыхая и дыша, как рыба, выброшенная на берег, но наконец, я увидел телегу и удивлённо смотрящих на меня братьев. Уже сидя в телеге, я был счастлив, что догнал их и не слушал виноватые оправдания братьев. Долго мы тогда искали " косачей" по скошенным полям и логам, заросшим черёмухой, но так и не нашли. Только подняли двух чирков, переезжая речку, которые пулей исчезли вдалеке, резко поднявшись вверх, после запоздалого выстрела брата Владимира. Накосив травы, обратно ехали как на перине, не чувствовались ухабы и кочки, набившие до этого нам задницы. Я лежал на спине и смотрел в небо, где кругами парил большой беркут, высматривая жертву и думал, как хорошо жить, когда в тебе столько много страсти, и ты не знаешь, куда её применить. Как хотелось тогда быстрей жить, чтобы повзрослеть и уже самому выезжать на охоту, которая хороша, даже и без дичи.

ПЕРВАЯ ОХОТА

Вспоминая детские годы, не могу не рассказать о тех первых охотах, участниками которых стал только благодаря моему самому старшему брату Михаилу. Жили мы тогда в Шемонаихе, районном центре в Восточном Казахстане. Брат работал машинистом паровоза и в свободное от поездок время долгими часами часто сидел за столом, снаряжая патроны порохом и дробью. В эти минуты его было не узнать, лицо его добрело и светилось какой-то радостью, как будто он перебирал руками не патроны, а какие - то драгоценности. Глаза, с хитрым прищуром, смотрели на меня, и он рассказывал различные охотничьи прибаутки и небылицы, которые я воспринимал за "чистую монету". Часто говорил мне, что с ружьём охотиться сможет каждый, а вот без ружья - не всякий. Запомнился навсегда его рассказ об охоте на зайцев с махоркой. Я дотошно расспрашивал его обо всех подробностях этой охоты, а он, смеясь, рассказывал, что надо на заячьей тропе положить камень и насыпать на него табак (махорку). Заяц, мол, бежит по тропе и видит на камне что-то, а когда, заинтересовавшись, понюхает табак, то громко чихнув, бьётся носом об камень и падает замертво и надо только ходить, чтобы подбирать дичь. Я верил и не верил, зная шутливый нрав брата, трудно было понять, когда он шутит, а когда говорит всерьёз. Однажды он пообещал взять меня на охоту на зайцев. Не могу передать то счастливое чувство, с которым я готовил одежду и валенки к предстоящей охоте. Вся подготовка состояла из того, что одежда укладывалась на печку для просушки. Казалось, она у меня никогда не просыхала, так как после первого снега, выпадавшего всегда неожиданно, я приходил домой как "снеговик". Рано утром брат разбудил меня, а я, ещё не веря в происходящее, не знал, за что хвататься, чтобы побыстрее одеться, лишь бы угодить ему. Быстро проглотив кусок хлеба, и выпив залпом стакан молока, я выскочил на улицу. Нетерпение было такое, что казалось, брат сильно медлит или совсем передумал идти на охоту. Но вот, наконец, мы идём по первому снегу (пороше), который мягко поскрипывает под ногами брата, важно шагающего с ружьём за плечом, а я, как охотничья собака, то семенил рядом, то забегал далеко вперёд, поглядывая по сторонам в надежде, что нас увидит кто-нибудь из моих друзей. То, что творилось в моей душе не описать, но чувство было такое, что хотелось не идти, а бежать или лучше лететь, чтобы быстрее оказаться на месте охоты. А охотиться мы шли к старому саду, который все называли "колхозным". Летом мы пасли там своих коров по берегам речки Поперечки и лакомились мелкими яблочками-ранетками из этого сада. Сад был заброшенным и зарос густым кустарником, но для зайцев это было излюбленным местом. Кусты акации, выросшие между яблонь, склонились к земле под тяжестью выпавшего снега, искрившегося на солнце мелким бисером, ослепляя глаза. Эта картина напоминала зимнюю сказку. Подойдя к саду, брат проинструктировал меня, что надо делать. А надо было мне, подождав, когда Михаил обойдёт сад для засады, идти и громко кричать и стучать палкой по деревьям. От нетерпения дрожали ноги, но я стоял и ждал. Немного обидно было, что не увижу сам процесс стрельбы по зайцу, который я "прокручивал в голове" в различных вариантах, готовясь к этой охоте, но это чувство быстро затмевалось другим, азартом быстро найти зайца и выгнать его на брата. И вот я иду, вернее, продираюсь свозь густые заросли кустов, громко крича, не замечая падающие шапки снега мне на голову и за шиворот куртки, холодными змейками стекая по спине, набиваясь в голенища валенок. Казалось, сад был нескончаем, но увиденные свежие следы поднятого зайца подстегнули меня и я бегом рванулся по саду вдогонку. Громом прозвучал выстрел ружья где-то совсем недалеко и я, выскочив, наконец, из зарослей, увидел брата, державшего за длинные уши ослепительно белого зайца. Заяц был мёртв, но мне не жалко было его, ведь это был трофей, добытый с моей помощью. Хорошо рассмотрев зайца и потрогав черные кончики его ушей, я уже рвался вперёд, чтобы найти другого зайца. Хотелось весь день ходить по заснеженным полям и лесополосам, в надежде увидеть живого зайца. И мы - ходили! Но больше зайцев не увидели, хотя следы их и попадались. Не забуду никогда вкус хлеба, который мы жевали всухомятку на привале, казалось, что вкуснее ничего на свете нет. Брат сидел на сломанном дереве и рассказывал мне о повадках зайцев, а я заворожённо слушал его и гладил руками ствол ружья, мечтая о том дне, когда я сам возьму его в руки для охоты. Он много рассказывал о своём детстве, проведённом в горах Катон-Карагая, где начинал охоту на зайцев, ставя силки в лесу, ежедневно после школы бегая проверять их. А пойманные зайцы служили хорошим подспорьем в те голодные военные годы для нашей большой семьи. Отец наш, Александр Гаврилович, всегда скупой на похвалу, говорил ему только одну фразу: "Молодец старшой!" Это было высшей наградой в семье. По дороге домой, я шёл за братом, а заяц, перекинутый через моё плечо, как скатка от шинели, уже казался мне таким тяжёлым, как будто нашпиговали его свинцом. А когда брат снял его с меня, я, казалось, сразу стал настолько лёгким, что могу подпрыгнуть и полететь. Мир был для меня тогда таким просторным и красивым, что хотелось громко кричать, что я люблю его и вечно готов бродить и любоваться его природной красотой. Несмотря на усталость, я шёл, и уже думал и мечтал о будущих охотах. А какое чувство гордости я испытал, идя рядом с братом по нашей улице с добытой дичью, ловя завистливые взгляды сверстников, кучкой бежавших рядом с нами до самого нашего дома. Да! Нет ничего на свете лучше первой охоты, когда у тебя ещё впереди целая жизнь!

ПЕРВЫЙ ВЫСТРЕЛ

Однажды, когда я учился в четвёртом классе, во время зимних каникул мы с мамой приехали в гости к Михаилу. Брат жил тогда на станции Сары-Шаган, рядом с большим озером Балхаш. Он работал машинистом тепловоза. Природа там мне не понравилась, кругом одна заснеженная степь, а деревья были только в самом посёлке. И когда брат стал собираться на охоту, я удивлённо подумал, как же охотиться в пустой степи, но, тем не менее, попросил его взять меня с собой. Утром следующего дня мы шагали с ним по направлению к озеру Балхаш. Берег озера определялся только по высоким зарослям камыша, который узкой лентой тянулся к самому горизонту, иногда круглыми островами выделяясь в белой пустыне заледеневшего озера. Вот по этим камышам мы и должны были охотиться. Михаил пояснил, что здесь можно встретить не только затаившегося зайца, но и хитрую лису, рыскавшую даже днём в поисках добычи. Мы долго ходили вдоль камышей, но следов никаких не было, кроме цепочек мышиных следов, внезапно исчезающих под снегом. Это стало меня утомлять, и одновременно стал пропадать интерес к такой охоте. Стало понятно, почему лес в природе играет важную роль в жизни всех зверей, а когда живёшь рядом с ним, как-то этого не замечаешь. Я шёл и думал, почему природа так не справедливо распорядилась, в одних местах его слишком много, что надо вырубать для жизни, а в других совсем нет. Видимо и брат, поняв, что дальнейшей перспективы у этой охоты не будет, решил заняться рыбалкой. Достав из рюкзака топорик, он прорубил лунку во льду, который оказался не очень толстым и рассыпался от ударов топорика на мелкие перламутровые осколки. Я заглянул в лунку, но ничего не увидел, кроме темноты. До этого я не знал, что можно рыбачить и зимой, думал, что зимой рыба спит, как спят медведи. Михаил же, самодельной удочкой начал ловить. Маленькая медная мормышка, похожая на жучка, ярко блестела на солнце и змейкой уходила под воду. А я сидел и думал, как же рыба клюнет, если на крючке нет наживки. Рыба действительно долго не клевала, но вдруг брат резко подсек и выбросил на лёд трепыхавшегося белого окуня. Я схватил его руками и тут же бросил, уколовшись об острый плавник. Окунь внешним видом походил на нашего речного, но был без характерных черных полос, как альбинос - белый.

Моя первая зимняя рыбалка... Балхаш.

Теперь насадкой на мормышке был глаз окуня, ловко выдавленный ногтем брата и насаженный на крючок. Была моя очередь ловить. Неумело и волнуясь, я опустил насадку под воду, ожидая резкой поклёвки, но рыба долго не клевала. Когда же хотел вытащить мормышку из воды, начав её приподнимать, как всей рукой почувствовал рывок. Я испытал невыразимое чувство, вытаскивая сопротивлявшуюся рыбу, неожиданно появившуюся в лунке и в мгновенье выброшенную на лёд, где она трепетала на снегу, отражая лучики солнца. Упав на колени, я ладонями быстро накрыл её, чтобы не упала в лунку. Да, впечатление было острее, чем от летней ловли рыбы, когда частые поклёвки сглаживают азарт у любого рыбака. Это была первая рыбка, пойманная мной со льда, но запомнившаяся на всю жизнь. Перекусив бутербродами, которые мама приготовила и настоятельно положила мне в холщовую сумку, мы стали собираться в обратный путь. Брат, видя мои косые взгляды на ружьё, снял с пояса патронташ и повесил мне его через плечо, как пулемётную ленту у бравых моряков на картине "Взятие Зимнего Дворца". А потом, подумав, отошёл на тридцать шагов и воткнул топорище топора в снег. Зарядив ружьё, он дал его мне, объяснив предварительно, как надо целиться и нажимать на спусковой крючок. Ружьё казалось тяжёлым и дрожало в моих руках, но поймав мушкой топор, я плавно нажал на спуск. Резкий удар в плечо и грохот выстрела не дали мне чётко увидеть облачко взметнувшегося снега вокруг топора и я, потеряв равновесие, сел в рыхлый снег. Едкий запах порохового дыма запомнился навсегда, как и этот первый выстрел, навсегда вошедший в жизнь, став судьбоносным для меня из-за любви к оружию, как стал вехой в истории страны выстрел с крейсера "Аврора". Подбежав к топору, я увидел блестящие серебром пятнышки от попавших в металл дробинок. Брат, улыбаясь, похвалил: "Молодец! Всегда попадай с первого выстрела!" Домой я шёл с гордо поднятой головой и ружьё, которое доверил мне нести брат, уже не казалось таким тяжёлым.

Мой первый выстрел...

ОХОТНИЧЬЯ ЮНОСТЬ

После окончания девятого класса и переехав с родителями жить на Северный Кавказ, я сильно скучал по покинутым местам и красивой природе Восточного Казахстана. Здесь же природа была красива только весной, когда все кругом цвело и благоухало зеленью, а под знойным летним солнцем все желтело и высыхало, только по глубоким оврагам и в лесу продолжала зеленеть жизнь. Со временем стал привыкать и осваиваться в здешних условиях, а начав учёбу в десятом классе средней школы 1 села Александровского, которая находилась почти в центре села, я нашёл новых друзей, и моя жизнь потекла по новому руслу. Так с Виктором Некрасовым и Сергеем Калашниковым подружился из-за увлечения охотой. Сергей подарил мне Тулку - старенькую одностволку без бойка, которую я отремонтировал, и она ни разу не подвела меня на совместных охотах. Тогда же я вступил в охотничье общество, обманув его председателя по фамилии Герман, приписав себе два года в возрасте, так хотелось скорее стать охотником. В те годы с этим было просто, все строилось на доверии, да и оружие было в свободной продаже и учитывалось только в охотничьем билете. После занятий в школе, я брал ружьё и гордо шёл по селу к лесу, чувствуя себя полноправным охотником. Первая моя самостоятельная охота была на куропаток. Приехав на велосипеде к другу Сергею Калашникову, жившему на хуторе Дубовском, мы вдвоём пошли на охоту по окрестным полям. Искали куропаток, которых было здесь, по рассказам Сергея, несчитанное множество. Проинструктировав меня о порядке и правилах охоты, Сергей ушёл в сторону, и мы пошли на одной линии по полю, на котором росли редкие подсолнухи. Я шёл, как охотничий пёс, вытянув голову вперёд, надеясь как-бы учуять этих сереньких птиц, ловко и быстро бегающих в высокой траве. Одностволка крепко сжималась мокрыми от пота руками так, что немели пальцы, а сердце, казалось, вырвется из груди от волнения и страсти, ранее неведанной мною. В голове стучала только одна мысль, как бы не промазать первым выстрелом, ведь в ружьё только один патрон. Неожиданным взрывом впереди меня взлетела стая серых куропаток, от чего я вздрогнул и быстро вскинул ружьё, но птицы свистящим веером разлетелись в разные стороны и быстро сели в самом конце поля. Я стоял и мысленно укорял себя, что не успел поймать на мушку ни одну из этих птиц. Сергей, смеясь, подошёл ко мне и начал рассказывать о том, что надо выбрать одну птицу и прицельно стрелять по ней. На следующем подъёме стаи, отдуплетился Сергей, выбив одну куропатку, которая резко упала в траву, только пёрышки долго вертелись в воздухе, выдавая место падения птицы. В тот день я стрелял несколько раз, но безрезультатно, поняв, что без тренировки трудно попасть в этих быстрых и юрких птиц. С охоты возвращались усталые и мокрые от пота, но мне не хотелось уходить, разгоревшийся азарт был неукротим. На следующей охоте, я с первого выстрела убил первую в своей жизни куропатку, сказалась мысленная тренировка в стрельбе по этим птицам. На протяжении недели, лёжа в постели перед сном, я мысленно ловил на мушку взлетающих куропаток, находил одну из них и стрелял. Даже во сне все повторялось вновь и вновь! Охота увлекла настолько, что в дальнейшем, почти все свободное от занятий время, я бродил по полям, окружённым многочисленными лесополосами из колючей белой акации, в поисках зайцев, куропаток и перепелов. Особо нравилась мне охота на "валежников", так местные охотники называли вальдшнепов из-за их любви покопаться в гнилой листве куч валежника. Осенью, во время перелёта, этот длинноклювый лесной кулик облюбовывал для отдыха леса вокруг села, сады, лесополосы, овраги и огороды жителей окраин, где жировал в больших количествах. Охотился я на вальдшнепа с подхода, то есть идёшь по редкому лесу, а лучше по просеке, готовый к внезапному взлёту перед собой вальдшнепа на любом участке леса, но обычно хитрая птица взлетала за спиной, когда её уже пройдёшь. Коричневая пятнистая окраска позволяла птице хорошо маскироваться, как не присматривайся, все равно сидящего вальдшнепа не увидишь. Я быстро приноровился к этому и успевал обернуться, чтобы взять на мушку, прямолинейно летящую птицу, плавно нажимал на спуск и успевал увидеть после выстрела падающую добычу. Долго рассматривал первого добытого вальдшнепа, ранее я не встречал такую птицу, но видел на рисунке на пачках дымного пороха " Медведь". Особо удивили большие черные пуговицы - глаза, посаженные ближе к затылку, а клюв был очень длинным и выгнутым, чтобы, видимо, удобней было доставать из-под листвы улиток, слизней и червячков. Охота длилась пока не заканчивались патроны, а они заканчивались быстро, так было их у меня около десятка, металлические гильзы приходилось заряжать самому, а о картонных я только тогда читал. После каждой охоты у меня на поясе болталось несколько вальдшнепов. Дома я важно отдавал их маме, а она все удивлялась, ощипав их и сварив лапшу, что от таких маленьких птичек жиру в лапше было больше, чем от большой курицы, да и вкус ни в чём не уступал куриному. Охотился я весной и на уток, которые водились только в соседней лощине, где протекала небольшая речка со странным названием "Луценки". Вставал по темноте, надо было по полям и вязкой пашне пройти километров пять, чтобы на рассвете застать на разливах прудов стайки уток и чирков, которые после выстрела пулей исчезали в утреннем тумане. Ещё могли налететь одна, две стайки чирков, треща и посвистывая и можно было заканчивать утреннюю охоту, так как нужно было долго ждать их возвращения. Уток, иногда, убивал, но только сидящих на воде, а по летящим "мазал", просто не было опыта в стрельбе по этим быстрым птицам, видимо неправильно делал вынос во время прицеливания. Но остались в памяти на всю жизнь те рассветы с запахом талой земли и неповторимым пением просыпающихся птиц, скорее всего жаворонков, прерываемого шелестящим свистом крыльев пролетающих сизокрылых красавцев селезней, привлечённых громким призывным кряканьем одиноких уток. Однажды весной Сергей Калашников, живший на хуторе Дубовском, пригласил меня на двухдневную охоту на уток в долину реки Калаус. Поднявшись ранним утром на горный перевал, мы увидели большую долину, с петляющей по ней небольшой речкой, которая в считанные часы после дождей могла превратиться в бурную и неуправляемую реку, сносящую все с пути. По этой долине проходил перелёт больших стай уток. Охота ожидалась хорошей, но, неожиданно, поднявшийся сильный ветер не давал идти вперёд, казалось, что очередной порыв поднимет тело и понесёт, как пушинку, вдоль гор по долине реки. Пришлось менять планы и возвращаться назад без трофеев, но впечатление от увиденного осталось навсегда. Своего первого зайца убил осенью на колхозной бахче. Водились на Кавказе в основном зайцы - русаки, которые намного крупнее зайцев - беляков, виденных мной в детстве в Казахстане. Летом трудно было увидеть зайцев из-за их серой окраски, да и высокая пшеница на полях, служила хорошим убежищем. А вот осенью после уборки зерновых поля просматривались на многие километры, что позволяло и зайцам заблаговременно увидеть охотника. Однажды осенью долго ходил по стерне убранных полей в поисках зайцев. Поднял несколько крупных русаков, но они пулей исчезали в лесополосах, не подпуская к себе на выстрел. Яркое солнце вызывало усталость и жажду, и я решил сходить на бахчу, расположенную на бугре напротив школьного пруда. Летом бахча охранялась, но мы все равно бегали туда за первыми арбузами, работая на школьном приусадебном участке во время практики. В эту пору бахча была убрана и не охранялась, но на ней можно было найти ещё много спелых небольших арбузов и дынек и я, охотясь, иногда заглядывал сюда, чтобы утолить жажду красной мякотью арбуза. Идя по бахче, я почти у самых ног поднял крупного зайца, стремглав пустившегося наутёк, прижав длинные уши к спине, видимо, чтобы видеть меня. Вскинув одностволку, прицелился по ушам, как учили опытные охотники, и нажал на спуск. Выстрела не слышал, а почувствовал только толчок в плечо и увидел, сквозь облачко порохового дыма, кувыркнувшегося зайца, тут же вскочившего и побежавшего в сторону, пьяно занося ноги в разные стороны. Я успел быстро перезарядить ружьё, и второй раз прицельно выстрелил в зайца и он упал замертво. Подбежав к нему и взяв зайца за уши, я почувствовал тяжесть добычи, затмевающей сразу вес всех добытых вальдшнепов и куропаток. Вся душа моя пела от такой добычи, хотя и немного жалко было этого зайца, пришедшего на бахчу полакомиться сладким, но я быстро забыл о жалости, представляя, как похвалят меня мои родители, да и сколько лет я мечтал об этом случае, когда сам добуду дичь. Связав зайцу ноги, я перекинул его через плечо, как когда - то в детстве и пошёл счастливый домой зная, что, идя по селу, многие увидят мой первый трофей. Много раз я потом охотился на разную дичь, но добытый первый заяц навсегда остался в моей памяти, как и все первое и важное в жизни каждого человека. Легко добытый заяц, как и другая дичь, как-то быстро забывались, долго помнилось то, что с трудом доставалось. Так, охотясь зимой, когда выпадал редкий для этих мест снег, я менял и тактику охоты на зайцев. Серый заяц - русак неуютно чувствовал себя на ослепительно белом снегу и плотно сидел, ничем не выдавая себя и можно было пройти рядом с ним, не подняв его. Приходилось менять способ поиска, то есть начинать тропить зайца, распутывать его следы, многочисленные петли и скидки в сторону. Сколько раз на последней скидке нервы зайца не выдерживали и он, взметнувшись, быстро убегал от охотника. Это всегда происходило неожиданно, видимо заяц видел, когда охотник смотрел вниз, распутывая оставленные ему ребусы на снегу и ослаблял внимание к окружающему миру. А, какую досаду и сожаление испытывал при этом каждый охотник, долгое время преследующий дичь! Это невозможно описать! Но чем и хороша охота, что надежда убить дичь не умирает, а какая-то невидимая сила толкает вперёд и вперёд, даже если ноги, иногда, уже не слушаются тебя.

На привале... Геннадий Табаков, 1966 г. Александровское.

Такая охота мне нравилась, работали не только ноги, но и голова, ведь надо было перехитрить зайца. Однажды, долго распутывая следы, я поднял русака и прицельно отстрелялся по нему. По кровавому следу я определил, что у зайца перебита задняя нога, подождав, пока заяц успокоится и заляжет вновь, я пошёл преследовать его, но он близко не подпускал и вскакивал, убегая от меня. Я стрелял, но не попадал, так как дистанция была не убойной. Так мы перемещались все дальше и дальше от дома, заяц ходил не по кругу, а убегал по прямой, но мне не хотелось бросать подранка с такой раной, зная, что он станет лёгкой добычей для многочисленных лисиц. Закончившиеся патроны не остановили моё преследование, и я шёл и шёл за зайцем, надеясь, что он истечёт кровью. И он подпускал все ближе и ближе, а у меня сил становилось все меньше и меньше, хотелось, есть, ведь я рассчитывал к обеду вернуться домой, приходилось горшенями посылать в рот мокрый снег, чтобы утолить голод и жажду. Уже в сумерки, собрав все силы, бегом побежал за зайцем, у которого уже не было сил убегать. Перевернувшись на спину, он приготовился защищаться оставшейся задней ногой, удар которой, как серпом мог располосовать живот любой лисице. Изловчившись, я схватил его за ногу и поднял, а заяц так громко и жалобно заверещал, что я от жалости чуть не бросил его на землю, но вспомнив, сколько сил и времени я отдал, чтобы догнать его, решительно добил, ударив палкой между ушей. Первое желание добить зайца прикладом я отмёл сразу, однажды видел, как сосед - охотник, ранивший лису, пытаясь добить её, ударил прикладом, но она отскочила, и удар пришёлся по земле. Сломав приклад, он долго ругал себя и лису, так как охота его на многие дни прекращалась. В обратный путь в тот день шёл на ватных ногах, а заяц казался таким тяжёлым, что возникала мысль бросить его, чтобы дойти до дома. Но я дошёл и победно бросил зайца на пол на глазах, обеспокоенных моим долгим отсутствием, родителей. Тяжело достался мне тот заяц, но он помог мне понять, что надо делать все, чтобы не оставлять подранков и учиться метко стрелять. Я чаще стал посещать тир, где стрелял по жестяным зверушкам из воздушки. Мой дядя, Константин Семёнович Петухов, работал Председателем районного ДОСААФ и часто организовывал проведение состязаний по стрельбе из стрелкового оружия. Однажды осенью, я участвовал в таких соревнованиях, проводимых под горой Голубинкой. Стрелять до этого из настоящей винтовки "Трёхлинейки" мне не приходилось, но я смело пошёл на огневой рубеж и, затаив дыхание, ловил на мушку чёрный круг мишени, находившийся на расстоянии более 80 метров и плавно нажимал на спусковой крючок. Выстрелы были резкими и сильно отдавали в плечо, но пули шли точно в цель. Призового места тогда я не завоевал, но был четвертым, получив грамоту и благодарность. Дома не сиделось в тот воскресный день и я, взяв ружьё, пошёл пройтись по близлежащим сопкам, чтобы развеяться от полученных впечатлений. Я сел на самой высокой сопке у Климовой Балки и любовался открывшейся панорамой, а на душе было легко и спокойно, и я мечтал о настоящем оружии, которое стреляет дальше и точнее, чем моя одноствольная "Тулка". Вдруг я увидел зайца, медленно бегущего на сопку по лощине прямо ко мне. Подпустив его поближе, я выстрелил. Заяц только перевернулся и остался лежать на месте. Довольный таким неожиданным подарком судьбы, я сидел и думал, что, когда хочешь найти зайца, он не попадается, но, когда его не ждёшь - сам приходит к тебе. Не сразу заметил, как вслед за зайцем появился на сопке, тяжело дыша, сосед с соседней улицы, по прозвищу "Кубышка", сорокалетний мужик с темным прошлым. Он сразу бросился к зайцу, схватил его в руки, заявив, что я убил его зайца, за которым он бегает с утра. Когда я заявил, что по правилам дичь принадлежит последнему стрелку, убившему её, он начал кричать, брызгая слюной, что я ещё пацан, чтобы учить опытного охотника. Потом, видимо зная свою неправоту, достал из кармана горсть дроби, перемешанной с крошками хлеба, и, с сожалением, протянул мне, как компенсацию за выстрел Я не взял дробь, но и не знал, что делать дальше, в такую ситуацию попал впервые. Немного подумав, сказал: "Подавись этим зайцем!" Шёл тогда домой с испорченным настроением, несмотря на так хорошо начавшийся день и думал, что охота для одних отдых и наслаждение природой, а для других только нажива. Твёрдо решил тогда для себя соблюдать правило: "Вышел на охоту отдыхать - не мешай отдыхать другим!" Это правило помогало мне во время охот отвлекаться от многочисленных служебных проблем и получать душевный отдых на природе.

На зимней охоте... Геннадий Табаков, 1966 г.

Охота все больше увлекала, как наркотик, от которого никогда не излечишься. Я стал читать книги об охоте, начиная с Тургенева и заканчивая современными писателями в журнале: "Охотничьи просторы". Каждый рассказ я читал по несколько раз, смакуя и представляя себя на месте героя, впитывая в себя крупинки опыта, передаваемые опытными охотниками. А найденная подшивка журнала" Охота и охотничье хозяйство" была перечитана от корки до корки. Теоретическую подготовку постигал быстро, а вот практическую - по крупицам собственного опыта, особенно в соблюдении мер безопасности на охоте. Не могу не рассказать об одном случае, чуть не закончившимся трагически для меня. Однажды я пошёл на охоту с другом Виктором Некрасовым, мы шли по обеим сторонам лесополосы, готовые к стрельбе. Вдруг у меня из-под ног поднялся русак и стал убегать по кромке, я выстрелил, заяц упал, но, когда я подбежал к нему, он вскочил и побежал на другую сторону лесополосы. Я бросился через кусты за ним, забыв о друге. Вспомнил о нем только после оглушительного выстрела в мою сторону. Это Виктор стрелял по выскочившему раненому зайцу, бежавшему прямо на него. Меня он увидел уже после выстрела, это я понял по его бледному испуганному лицу. Вгорячах я не почувствовал попадания дроби, только правую руку, державшую ружьё, откинуло в сторону. Дробинка попала прямо в мизинец и синела бородавкой. Ещё одна дробина попала прямо в мягкое место задницы. Меня спас густой куст, закрывавший меня. Аптечки с нами не было, пришлось перочинным ножом, обеззараженным огнём спички, выковыривать дробинки и присыпать ранку пеплом от сигареты. Виктор предлагал мне зайца, но я не взял, сказав, что последний выстрел был его. С тех пор, на каждой охоте, я строго соблюдал меры безопасности, а будучи сам руководителем охоты, начинал её с доведения мер безопасности, правил и способов предстоящей охоты, помня о том, что "бережёного - бог бережёт", как говорила моя мама. Пролетевшие два года учёбы в школе завершились выпускным вечером и получением аттестата зрелости. Для меня окончание школы и поступление в военное училище означали временное завершение моих охотничьих приключений. Впереди меня ждали настоящие боевые стрельбы из различных видов оружия, о чём я много мечтал в школьные годы моей юности.

НА ПРОСТОРАХ ПРИИРТЫШЬЯ

Окончив военное училище, я приехал служить в Омское Высшее Танко-Техническое Училище, которое дислоцировалось в Черёмушках на берегу Иртыша. Природа была здесь красивой, вокруг росли берёзовые колки, переходящие в сплошной лес. Гуляя по лесу, иногда видел зайцев, поднимал стаи куропаток, а в прибрежных озерках и затонах было много уток. Все это вызывало ностальгическую боль по охоте, в которую я втянулся ещё в детском возрасте. Учась в военном училище, я много стрелял из различных видов оружия, став мастером меткого огня. Но там стрельба велась по мишеням, а я мечтал о том, когда возьму в руки ружьё и вновь почувствую ту страсть, которая бывает только на охоте. В деревенском магазине купил двуствольную "Тулку", благо тогда разрешений для этого не требовалось. Испытал ружьё, стреляя по бумажной мишени, прикреплённой к глинистому обрыву на берегу Иртыша. Ружьё стреляло кучно и безотказно, а хромированные стволы были как зеркала. Единственным недостатком у ружья было наличие курков и чтобы разрядить его, приходилось опускать курки, придерживая их большим пальцем, рискуя сделать непроизвольный выстрел.

После пристрелки ружья... Геннадий Табаков, Омск.

В Училище был свой коллектив военных охотников, возглавляемый подполковником Еременко, преподавателем огневой подготовки. На одном из собраний коллектива меня приняли в члены Военно-Охотничьего Общества, после чего я получил новенький, с красными корочками членский билет. Каждую пятницу вечером охотники выезжали на коллективную охоту в угодья Омской области. Обычно выезжали на военном вездеходе ГАЗ-66 с брезентовым тентом, под которым охотники сидели на лавках или лежали на душистом сене, слушая анекдоты или охотничьи прибаутки. Охотились два дня, а ночевали в зале правления одного из колхозов, на территории которого мы охотились. Природа здесь была своеобразна, сплошных лесов почти не было, а преобладали берёзовые колки, охотиться в которых было удобно, коллектив мог почти окружить лесок, и зверю некуда было деться, уходя от загонщиков, кроме как идти на прорыв между стрелками. А основным зверем был заяц - беляк, которого было здесь много, благо кругом между колками засевались зерновыми культурами поля. Иногда попадались и огненные лисицы и все с завистью смотрели на того, кому посчастливилось отстреляться по этой хитрой красавице, а если кто успешно добывал плутовку, то все пожимали ему руку, как после совершенного героического поступка. Хорошо помню тот солнечный зимний день на одной из охот, когда и мне посчастливилось испытать те чувства, которые испытываешь, увидев мелькнувшее огненное пятно среди белизны снега и берёз. Номер мне достался посредине большой поляны у одинокой старой берёзы, и я сначала стоял и думал, что заяц не станет выскакивать на чистое поле, имея возможность обойти поляну по опушке леса. Но моя досада быстро рассеялась после увиденной лисы, которая по лесу бежала зигзагами, иногда останавливаясь и прислушиваясь к голосам приближающихся загонщиков. Я смотрел на неё, а меня бил озноб так, что дрожали от напряжения ноги и руки, мысленно же я просил её бежать на меня и она, как бы услышав это, подпрыгнув и подняв пушистый хвост трубой, большими скачками пошла прямо на меня. Вмиг успокоившись и затаив дыхание, я поймал лису на мушку и машинально сделал вынос вперёд, целясь зверю под ноги и мне казалось, что вижу её глаза, удивлённо округлившиеся от увиденного огня и облачка порохового дыма, вылетевшего из моего ствола после выстрела, сухо прозвучавшего в морозном воздухе. Лиса кувыркнулась, по инерции пролетев несколько метров вперёд и навсегда затихла, выделяясь ярким огненным пятном на ослепительно белом снегу. Первым моим желанием было побежать к трофею и посмотреть на первую в жизни добытую лисицу, мечту моих охотничьих грёз, но вспомнив правило не покидать место номера, стал ждать очередного зверя, которого ещё могли нагнать приближающие загонщики. И вот я несу тяжёлого лисовина, неповторимого окраса, с черными ногами, ушами и кончиком хвоста на обозрение охотникам, которые с восхищением рассматривали мой трофей и поздравляли меня, а я был в это время на седьмом небе от счастья и гордости за свой успех. Это не забудется никогда! Не могу забыть и первого зайца-беляка, вышедшего на мой номер на одной из первых охот в коллективе. Встав на номер, я замер, ведь каждое движение может выдать охотника. Сердце билось учащённо и тело, иногда, начинала бить судорожная дрожь, но не от холода, а от волнения. Загонщики, покрикивая и постукивая палками о стволы берёз, гнали дичь на номера. Мои глаза от напряжения, а может быть от белизны снега, слезились, но я пристально вглядывался в глубину лесочка, чтобы не упустить ни одно движение. Заяц появился неожиданно и бежал медленно, шевеля ушами и останавливаясь, чтобы прислушаться, встав на задние лапы. Он был ослепительно белый, только глаза, как черные пуговицы и черные кончики ушей предательски выдавали его. Подбежав к кромке леса, он сел, глядя на меня, видимо думал, стоит ли " идти на прорыв". Мне стало жалко его, и я махнул рукой, чтобы померяться силами на " равных", но заяц, схитрив, прыгнул в противоположную сторону и убежал в сторону загона. Досадуя и ругая себя за минутную слабость, я понимал, что подвёл коллектив, который моментально отреагировал на это, поставив меня в загон. Много, после того случая, я добыл зайцев - беляков, но помню всегда об этом, упущенном в благородном порыве. Тогда я мог охотиться не только в составе коллектива, но и самостоятельно. Частенько, в свободное от службы время, я бродил по окрестным берёзовым колкам в поисках зайцев. Судя по многочисленным следам, их было здесь немало. Попадались и следы лисиц, но в основном корсаков, отличавшихся от рыжих лисиц серой расцветкой и меньшими размерами. Охота в одиночку оказалась сложнее коллективной тем, что здесь надо было хорошо разбираться во всех тонкостях следовой тактики зверей и распутывать все ребусы из следов, оставленных ими в течение всей ночи. Сколько разочарований было после того, как найденная лёжка оказывалась пустой, видимо заяц раньше обнаруживал охотника и большими скачками убегал в безопасное место, посмеиваясь над неопытностью охотника. Но после первых неудач, сразу вспомнился тот опыт, который я получил ещё в школьные годы, охотясь на зайцев - русаков на Ставрополье. Здесь же водились зайцы - беляки, которые больше любили делать лёжки в лесу или зарослях кустарников, игнорируя открытые поля. Нельзя описать те чувства, которые появлялись у меня после обнаружения свежего следа, кажется, обострялся не только слух, но и зрение в предчувствии скорой встречи с дичью. Азарт охоты тянул вперёд, ноги непроизвольно ускоряли шаг, норовя пуститься в бег, чтобы ускорить долгожданную встречу с преследуемым. Так незаметно пролетал день, и часто приходилось возвращаться домой без дичи, досадуя на короткие зимние дни. После охоты усталость сковывала тело, и я еле переставлял ноги, казавшиеся двухпудовыми гирями, но в голове уже мысленно строил новые планы, как буду охотиться в следующий раз, чтобы не повторить ошибок прошедшей охоты. Охотился я в те годы часто, но большинство охот стёрлось из памяти, а запомнились только те, которые были необычными. Так, однажды, охотясь по берегу Иртыша на убранных капустных полях, я ранил крупного беляка, которого долго преследовал. Сначала заяц петлял по берегу, а потом по ледяным торосам замёрзшего Иртыша, делая там свои лёжки. Стоял солнечный день и бегущий беляк, как спутник на небосводе выделялся среди синевы торосов. Я далеко отстал от него, на лыжах было тяжело перемещаться среди торчащих многочисленных глыб льда, занесённых снежными сугробами, но видел все его финты и круги, которыми он пытался сбить меня со следа. Накрутив кружева следов среди торосов, заяц побежал к высокому обрыву берега, где была небольшая лощинка. На середине лощины он остановился, делая непонятные мне движения, казалось рыл нору или танцевал. Заинтригованно я наблюдал за ним, подходя все ближе и ближе. Сняв лыжи, стал подниматься по крутой лощине, держа ружьё на изготовке и удивляясь смелости зайца, подпустившего меня к себе так близко. Каково было моё удивление, когда я вплотную подошёл к зайцу и увидел его в петле, поставленной кем-то на тропе у воткнутой ветки. Он был мёртв. Такого финала охоты я не ожидал, сразу стало жалко зайца, боровшегося за свою жизнь, ловко уходя от моего преследования. Я, взобравшись на высокий берег Иртыша, сидел и думал, как коварна жизнь, что единственная петля, поставленная кем-то на пути, все равно нашла свою жертву, которая могла быть не только зайцем, но и обыкновенной охотничьей собакой. А сколько было снято мной петель в последующих охотах в лесах Калининграда и Литвы и, всегда, я не мог понять людей, добывающих зверей таким негуманным способом. Охота должна быть на равных, кто кого! Каждый дикий зверь должен иметь свой шанс, чтобы выжить, особенно в современных условиях, когда появились совершеннейшие средства передвижения и стрельбы. Это я всегда стараюсь донести до сознания молодых охотников, особенно тех, кто любит пострелять по всему живому в природе, не думая о наших потомках.

На берегу Иртыша... Омск, 1970 г.

Я часто вспоминаю одну охоту, которая вызывает у меня улыбку. Стояли рождественские морозы, которые инеем нарядили не только деревья, но и торосы льда, напоминая сказочные пейзажи. Несколько раз я выслеживал зайца, который меня уже неоднократно и хитро обманывал, безнаказанно уходя от выстрела. Решив твёрдо рассчитаться с ним, я ранним утром нашёл его след и долго распутывал многочисленные петли и скидки в сторону, пока не подошёл к норе в снегу. Заглянув в нору, ничего не увидел, пришлось вновь возвращаться к началу, более внимательно рассматривая следы, но опять след приводил к норе. Только на третий раз я, собираясь уже уходить, домой, ткнул лыжной палкой в нору и вздрогнул от снежного фонтана, вылетевшего вместе с зайцем, который пулей исчез под обрывом Иртыша. Такой наглости от него я не ожидал, что ещё более раззадорило меня. Всю ночь я крутился и думал, как обхитрить этого самоуверенного зайца. Утром следующего дня сразу наткнулся на свежий след "Косого", который мог отличить от всех других. На этот раз, прежде чем залечь, он долго бродил по торосам на льду Иртыша, и мне пришлось снять лыжи и нести их в руках. Часа три петлял по следам, пока не вышел на другой берег реки и издалека увидел на ослепительно белом сугробе бугорок снега и нору. Зная, что заяц лежит головой к своему следу, обошёл его на лыжах по большому кругу. Стараясь не шуметь, держа ружьё на изготовке, подошёл почти к самой норе и остановился, думая, что он выскочит опять в стороне. Попрыгав на лыжах над норой, я вновь опешил от неожиданности, только теперь заяц вылетел из-под снега между лыж и, как акробат в цирке, перевернулся в воздухе, приземлившись мордочкой ко мне и замер. Стрелять так близко я не мог, а заяц со всех сил, как по барабану, стал колотить передними лапами по лыжам. Я смотрел и удивлялся его смелости, явно этот заяц был не трус, каким его рисуют в сказках. Пришлось ткнуть его стволом ружья и сказать - "Беги храбрец!" Долго я ещё стоял, наблюдая за убегающим зайцем, довольный ничейным счётом в наших отношениях.

ОХОТА НА ГУСЕЙ

Охотясь на уток в Омской области, часто приходилось видеть пролетающие косяки перелётных гусей, которые обычно пролетали на большой высоте и были недосягаемы для нас. Вообще гусь очень хитрая и осторожная птица, добыть которую - мечта каждого начинающего охотника! Приехав служить в Группу Советских Войск Германии (ГСВГ), я впервые увидел ошеломляющее скопление диких гусей на скошенных кукурузных полях и, казалось, можно было оглохнуть от возбуждённого гогота и криков кормящейся птицы. Одни стаю улетали, а другие садились на поле, которое походило на полевой аэродром, утыканный многочисленными " кольями" из голов гусей на длинных шеях. Эту картину я наблюдал во время охоты нашего полкового коллектива военных охотников в районе местечка Линум. В этом районе было много больших водоёмов и прудов, окружённых высокими камышами. Небольшие лесочки, разбросанные на прибрежных полях, служили хорошим убежищем для кабанов, косуль, зайцев и фазанов, которых было здесь много. Я восхищался обилием увиденной дичи, обитающей на маленьких участках местности, чего не видел на внушительных просторах Западной Сибири. Иногда коллектив выезжал охотиться на гусей. Охотились обычно по берегу большого пруда, окружённого дамбами и каналами, на который вечером гуси возвращались после дневной кормёжки. Увидев высоко в небе прилетевшую первую стаю, я с удивлением смотрел, как гуси, стремительно, словно ласточки, начали пикировать к воде и ловко тормозя хвостами и лапами садиться на середину озера. А за ними прилетали все новые и новые стаи, повторяя предыдущие пируэты и наполняя воздух пронзительными криками, заглушающими все на свете в данном месте. Отдельные стайки делали круги вокруг озера, налетая на охотников, маскирующихся в камышах и только по облачкам порохового дыма можно было видеть из каких мест они ведут стрельбу. Первые выстрелы по налетевшей стае сделал и я, но гуси только стремительно взметнулись вверх, издав такие звонкие крики, как будто возмущались нарушенным порядком обычной жизни. Поняв, что дробью на такой высоте гусей не взять, я зарядил картечь. Прицелившись по первому гусю пролетавшей цепочки, выстрелил и увидел, что попал в последнего, который дёрнулся и начал медленно планировать, улетая вглубь камышей, где и упал, тяжело шлёпнувшись в воду. Радость от первого сбитого гуся сменилась сожалением от его потери и я решил стрелять только наверняка на малой высоте. Быстро наступала темнота, но гуси продолжали лететь и уже прилетали со всех сторон, быстро снижаясь к воде, несмотря на канонаду из ружейных выстрелов. Стреляя в налетающих гусей в грудь, я понял, как крепко перо этой птицы, как броня защищающее их от дроби. Видно было, что попадания были, но гуси только пугливо взмывали вверх, теряя выбитые дробью перья, вертолётиками опускавшиеся на землю. Пришлось стрелять "под перо" улетающей птицы, получив долгожданный результат. Гусь резко дёрнулся и камнем начал падать на землю. Он упал на озимое поле, а я, перескочив через канаву с водой, побежал за добытым трофеем. С большим волнением поднял с земли тяжёлого серого гуменника, стараясь навсегда запечатлеть в памяти величественную красоту этой, даже мёртвой птицы. В сгустившихся сумерках на меня неожиданно налетела стая гусей, которая шла на посадку, казалось гусей можно было достать стволом ружья. Я подпрыгнул, взмахнув ружьём и гуси, резко тормознув расширенными хвостами, как бы зависли надо мной. Спокойно прицелившись по одному из них, я выстрелил и увидел, как гусь камнем падает на поле, а за ним планирует другой, раненый этим же выстрелом. Бегать за ним с убитыми гусями я не стал, а добил выстрелом. Патронов больше не было, а гуси, как бы зная об этом, уже летели над самой головой, чуть не сбивая мою шляпу. В азарте охоты я пожалел, что не экономил патроны в светлое время, стреляя в гусей на большой высоте. Но это сожаление было недолгим, так как вес трёх убитых гусей говорил о том, что я и так получил хорошую награду за мечту, которая вмиг превратилась в реальность, оставляя в памяти неизгладимый след. Это была незабываемая охота! Читая рассказы про охоту на гусей, я знал, что его можно добывать не только на воде, но и на полях, где он кормится. Охотиться надо было с использованием " профилей" пасущихся гусей, вырезанных из картона. Нарисовав на пресс картоне около двух десятков силуэтов гусей и выпилив их лобзиком, я уговорил Евгения Большакова, председателя охот коллектива полка и своего соседа Николая Сава поехать со мной на охоту на поле, где мы видели накануне кормящихся гусей. Выехали затемно на легковой "Волге" (ГАЗ-21), недавно купленной Евгением, которая, несмотря на возраст, шла легко и мы быстро приехали в район охоты. Несмотря на темноту, быстро нашли скошенное кукурузное поле, в центре которого стали оборудовать небольшие окопчики, в которых можно было, лёжа на спине, хоть как-то замаскироваться. Большой окоп делать было некогда и я, быстро выкопав углубление в земле, замаскировал его соломой и обломками кукурузных стеблей. Потом, отмерив тридцать шагов, выставил картонные чучела гусей. Теперь важно было хорошо замаскироваться, так как рассвет приближался быстро и уже слышался вдалеке крик одинокого гуся - "разведчика", ведущего первую стаю. Я знал, что надо обязательно пропустить "разведчика", чтобы он не обнаружил нас и не подал тревожный крик стае, следующей на незначительном расстоянии за ним. И вот, на алеющем склоне небосвода появился первый гусь, который низко летел, периодически издавая громкие крики на одной ноте, сигналя сородичам об отсутствии опасности. Я вжался в землю, боясь шевельнуться, как будто " разведчик" рассматривает меня из прибора ночного видения, но гусь пролетел дальше и вскоре за ним проследовала первая стая, которая села в самом конце поля за нами. Мы ждали следующую стаю и не стреляли, договорившись, первый выстрел делать только по севшим гусям. Наконец, стали слышны галдящие крики, как бы переговаривающихся между собой, голодных после ночёвки на воде, гусей. Они появились внезапно из-за лесополосы и уже шли на посадку, прямо к выставленным чучелам. Сев поблизости, они стали гоготать между собой, подозрительно поглядывая на раскрашенных собратьев, в готовности вновь взлететь. Быстро сев, я вскинул ружьё и прицельно выстрелил в ближайшего гуся и он попытался взлететь, но второй выстрел его успокоил. Выстрелы напарников я не слышал, видимо они слились воедино, подняв такой грохот, что налетающая следующая стая шарахнулась в разные стороны, раздвоившись над нами. По полю бегали подранки, но гуси летели и летели, уже не боясь ничего, как будто их кто-то толкал вперёд, без права разворота и возвращения. Добив и собрав подранков, мы прекратили охоту. Неся свои трофеи к машине, мы походили на "челноков", нагруженных скарбом, а налетающие на нас стаи гусей, шарахались в стороны, шокированные неожиданной встречей с охотниками, нарушившими их покой на полях, на которых до этого, видимо, никто не охотился. Вспоминая эту охоту на гусей могу сказать, что больше я никогда не видел такого большого скопления непуганых гусей, жирующих перед перелётом на юг. Видел я позднее на полях Калининградской области большие стаи гусей, но они садились на полях для отдыха и постоянного места кормёжки у них не было. Попытки сделать засидки на поле всегда были неудачными и только на берегу Куршского залива можно было подкараулить небольшую стайку отбившихся гусей.

ОХОТА НА ФАЗАНА

Охота на фазана всегда считалась царской не только из-за редкости птицы, но и из-за её красоты. Фазан водится не везде, поэтому счастье поохотиться на эту птицу доступно не каждому. Ранее и я видел фазанов только на картинках или в зоопарке. Самец фазана (петух) имеет яркий наряд и длинный хвост. Его гусарская походка важна, когда он ходит вокруг невзрачной серой самочки, которая значительно меньше самца. Однако ноги фазана быстры, когда он убегает от охотника, видимо знает, что уязвим во время прямолинейного своего полёта. А крики петуха - самца, напоминают какие-то экзотические душераздирающие звуки. Впервые я увидел фазанов в природе, охотясь в Германии на косуль и кабанов. Фазан взлетал всегда неожиданно, почти из-под самых ног, громко хлопая крыльями, от чего я вздрагивал и завистливо провожал взглядом улетающую птицу. Стрелять по мелкой дичи во время охоты на зверя запрещалось, чтобы его не спугнуть. Однажды я организовал охоту на фазанов, взяв разрешение в военной комендатуре поохотиться в угодьях Линума, где преобладали поля, разделённые лесополосами, заросшими густыми кустарниками, любимым укрытием птицы. Прибыв в район охоты, мы заехали к местному егерю, который и показал нам места, где водились фазаны. Стояло тёплое бабье лето. Солнце, несмотря на осень, ещё хорошо прогревало землю. Природа была раскрашена яркими жёлто - оранжевыми красками, подсеребрёнными блестящей паутиной. В такое время не хочется сидеть дома, а тянет побродить с ружьём, наслаждаясь не только красотой природы, но и сладострастным предчувствием хорошей охоты. Перед охотой я тщательно проинструктировал охотников о порядке охоты и мерах безопасности при стрельбе по низколетящим целям, зная, что фазан иногда может лететь на небольшой высоте. Охотиться предстояло с подхода, то есть охотники должны идти цепью, стреляя по поднятым фазанам только перед собой.

Я инструктирую охотников... ГСВГ, 1975 г.

И вот, по моему сигналу все пошли вперёд, держа ружья наизготовку. Фазан очень крепко сидит, спрятавшись в любом пучке травы или в кустарнике и не всегда его можно поднять с подхода. Обычно на него охотятся с легавой собакой, которая, почуяв спрятавшуюся птицу, делает стойку, ожидая сигнала от охотника. Мы же охотились без собаки, надеясь, что сами поднимем птицу. Шли по большому полю, на котором в мочажинах росли островки высокой травы. Вот в этих островках прятались днём фазаны после утренней жировки на стерне убранных зерновых полей. Пройдя больше половины поля, стали терять надежду, что поднимем фазана. Первый фазан поднялся у лесополосы, не подпустив охотника на выстрел. Он пролетел на середину поля и опустился в небольшой островок нескошенной пшеницы, в диаметре не более двух метров. Я как раз шёл по центру прямо на островок. Сердце стучало так, что казалось его, услышит фазан и взлетит раньше времени. И, действительно, он взлетел, свечой поднимаясь вверх. Расстояние было убойным и я, вскинув ружьё, прицельно выстрелил в яркую птицу, которая дёрнувшись, резко стала снижаться, дотянув до канавы, заросшей высокой травой. Но каково было моё удивление, когда после выстрела из островка пшеницы поднялась крупная свинья, окружённая повзрослевшими рыжими поросятами и резво побежала по чистому полю от нас. Стрелять дробью не имело смысла, да и не хотелось лишать поросят их матери. Мы остановились и долго наблюдали за этой семейкой, поленившейся возвратиться после ночной кормёжки в лес и теперь, напугавшись, совершающей этот дневной марш - бросок в спасительную темноту далёкого леса. Продолжив движение, подошли к канаве, в которую сел фазан. Я ждал, что он вновь взлетит и не опускал ружьё, готовый к выстрелу. Но фазан не взлетал, хотя все ходили по канаве, ногами раздвигая жёлтую траву. Я по нескольку раз прошёл по тому месту, где приземлилась раненая птица, но безрезультатно. Жаль было оставлять подранка и я продолжал обследовать каждый пятачок земли. Фазан взлетел неожиданно за моей спиной, решив обмануть меня, но сил видимо не имел и летел как-то медленно. Мой выстрел был точен и он камнем упал на поле. Подняв яркую птицу, я любовался его красотой, твёрдо решив увековечить его в памяти. Ранее я читал в журнале "Охота и охотничье хозяйство" статью о таксидермистах, где раскрывались секреты изготовления чучел птиц. Вот и я решил попробовать изготовить чучело моего первого в жизни добытого фазана. Возвращаясь к охоте в тот день, скажу, что больше мы не добыли ни одной птицы, хотя и подняли несколько петухов в густом кустарнике, где попасть в них было очень трудно. Впечатление же от охоты осталось хорошее, что хорошо проявлялось за обедом, который проходил в виде пикника на остатках сухой соломы. Шуток и прибауток мы услышали много, особенно по поводу внезапно появившейся большой задницы свиньи.

Лично изготовленное чучело фазана... ГСВГ, 1975 г.

После охоты я аккуратно снял с фазана шкуру вместе с перьями, оставляя голову, ноги и хвост. Хорошо просолив, обработал все формалином. На другой день, после службы, весь вечер возился, делая каркас чучела, который обматывал ветошью и паклей, придавая нужный вид. В конечном итоге получилось чучело фазана, которое уже не имело тех сочных красок, которые присущи живой птице, но до сих пор стоит у меня в комнате, напоминая о тех прекрасных часах, проведённых мною на охоте

ПЕРВЫЙ КАБАН

Клыки первого кабана... ГСВГ, 1975 г

После ужина он довёз нас до нашего дома, где мы и выгрузили кабана. Поблагодарив нас за оперативную организацию охоты и пожав руки, он уехал, а мы ещё до глубокой ночи возились, разделывая остывшую тушу. С тех пор прошло немало времени, но я часто вспоминаю эту охоту, глядя на клыки секача, с которых-то и начал пополнять свою коллекцию.

ЖЕЛАННЫЙ ТРОФЕЙ

Много раз за годы службы в ГСВГ я участвовал в коллективных охотах на крупного зверя, но все охоты не опишешь, а хочется рассказать о необычных моментах, запомнившихся навсегда. Охотились мы на зверей обычно в лесных угодьях Райнсберга или Гюлен-Глиннике, где преобладали густые леса, насыщенные молодняками хвойных пород. Часто молодые ельники, видимо в целях их сохранения, обносились высокими проволочными изгородями, но именно в этих загонах скапливалось много зверя, пытавшегося найти там надёжное укрытие от охотников. Дело в том, что почти во всех воинских частях Нейруппинского гарнизона были охотничьи коллективы, поочерёдно охотившиеся здесь почти каждые выходные дни. Не все руководители охот знали, что за изгородью могут быть кабаны и олени, да и большие массивы, почти непроходимых густых ельников, требовали много загонщиков. Однажды, охотясь объединённым коллективом охотников из двух полков, мы прогнали несколько больших загонов в сосновом лесу, но почти безрезультатно. Увидели только несколько косуль, ушедших в обратную сторону загона и легко прошедших между стрелками, высоко подпрыгивая, а прозвучавшие им вслед запоздалые выстрелы, только ускорили их бег. На фоне тёмного леса хорошо были видны раскрытые белые " зеркала" их хвостов, как светлячки, метавшиеся то вверх, то вниз. Во второй половине дня, по подсказке немецкого егеря, решили прогнать один из таких загонов, огороженных от леса. Загонщики, перелезли между проволокой и, рассредоточившись, пошли между рядами ёлок, покрикивая на все голоса. Обычно в таких, почти полностью окружённых загонах, загонщики гнали туда и обратно, по опыту зная, что зверь не всегда выходит на номера в первом загоне. Так случилось и на этот раз. Пройдя до конца ёлочного массива и развернувшись, загонщики пошли обратно. Это можно было понять по вновь зазвучавшим их крикам после некоторой тишины, медленно приближающимся к нашим номерам. Я стоял спиной к загону у самых ёлок, как и все охотники на номерах, расставленных егерем вокруг питомника. А передо мной, где-то в пяти - шести метрах, стояла двухметровая изгородь, окружающая весь ёлочный массив, состоящая из столбов и натянутых между ними параллельных рядов проволоки. Вот на этой полосе и надо было успеть поразить пулей прорывающегося из загона зверя. Ещё не закончился загон в одну сторону, как я услышал за спиной треск сломанной ветки. Было ясно, что это крупный зверь, готовившийся идти на прорыв, учуяв перед собой стоящих охотников. Я стоял и думал, что это, скорее всего кабан, ведь только он мог преодолеть забор под проволокой, в отличие от крупного оленя, да ещё с рогами. Тело ощутило волнующий прилив адреналина, поступающего к конечностям, от чего дрожали напряжённые ноги, а руки, до боли в пальцах, стискивали двуствольную "Тулку". Перед охотой егерь предупредил всех охотников, что категорически запрещается стрелять оленя с большими рогами, имеющими более пяти больших отростков и заканчивающиеся букетом малых отростков, который называется "Короной". Разрешалось стрелять только по молодым быкам с рогами, имеющими до пяти отростков. Оленей я видел на предыдущих охотах только издалека и они казались мне маленькими, чуть больше косули, скорее всего это были самочки оленей или лани без рогов. Все громче слышались голоса загонщиков, приближающиеся все ближе и ближе к номерам. Вдруг я услышал сильный шум, казалось, летит большая стая гусей. Только потом я понял, что это шумели огромные рога оленя, откинутые назад и легко раздвигающие переплетённые ветки молодых ёлок. Олень, выскочив из ёлок, резко остановился на просеке перед изгородью. Это был бык с огромными темно-коричневыми рогами, имеющими большие отростки и завершающиеся "короной". Это я успел хорошо рассмотреть, так как он находился около десяти метров от меня, а далее за ним, метрах в тридцати стоял на соседнем номере егерь, который махал мне рукой, показывая, что нельзя стрелять. Олень, увидев движение, резко прыгнул назад, заскочив в ельник, но тут же, развернувшись, вылетел оттуда в огромном прыжке, как птица, легко перескочив высокую изгородь и быстро скрывшись в высоком лесу. Я стоял, ошеломлённый увиденным, забыв про ружьё. Егерь показывал мне большой палец, довольный тем, что я не стал стрелять. А я стоял и с сожалением думал, что потерял редкий шанс добыть такой желанный каждым охотником трофей.

Рога оленя... Желанный трофей.

Но вновь услышанный треск, только чуть подальше от предыдущего места, заставил меня насторожиться. Картина повторилась, только на просеке появился более молодой самец с рогами, так же остановившийся перед изгородью. Здесь я уже не смотрел на егеря, мгновенно оценив рога, вскинул ружьё и прицельно выстрелил. Олень, вздрогнув и не успев развернуться, резко осел и упал, а по телу его стала пробегать судорожная дрожь. Он пытался встать, но уходившие силы не давали этого сделать и он только бил по земле ногами, разбрасывая вокруг куски дёрна. Картина была не для слабонервных, но, несмотря на это, вся душа моя ликовала после удачного выстрела, а жалость, смутно тлеющая где-то в мозгу, при виде затихающего лесного красавца, сглаживала чувство радости. Вначале я рванулся к оленю, пытаясь добить его, но вспомнив правило запрещающее покидать номер, стал ждать окончания загона. Наконец все загонщики вышли на просеку и после сигнала о завершении охоты, я пошёл осматривать свой трофей. Егерь, отломив веточку у ёлки и помакнул её в кровь оленя, потом воткнул ею под ленту моей шляпы, крепко пожав руку, поздравляя с удачным выстрелом. Я был счастлив, видя улыбающиеся лица, подходивших поздравить меня товарищей по охоте. Этого не забыть никогда! Вы прочитали бесплатные 25% книги. Купите её, чтобы дочитать до конца!

Давно задумал я провести рождественские праздники в охотничьей избушке, где можно посидеть у печи, сварить суп из только что подстреленной дичи, добыть пушного зверя, а потом, по возвращении домой, долго-долго вспоминать, как прекрасно было в глухом морозном лесу… В принципе офицеру взять зимой отпуск нетрудно, но у брата Игоря, заядлого охотника, с которым я и хотел осуществить эту мечту, возможности не совпадали с моими. И вот наконец совпали! Как только он сообщил об этом, я тут же вылетел в родную Сибирь.
Сборы начались с вечера. При этом учитывали два обстоятельства. Первое – у брата в тайге, в тридцати километрах от города, не избушка даже, а так – сарайчик, и хоть кое-какие теплые вещи там хранятся, но надо и отсюда брать по максимуму. Второе – эти тридцать километров придётся преодолевать своим ходом, на лыжах, потому рюкзаки должны все же быть подъёмными, хотя кроме одежды туда надо всунуть еще патроны, свечи, крупу, вермишель, овощи, сахар, сухари, сыр… Ведь не на день уходим, и быт наш должен быть хотя бы относительно комфортным…
Когда солнце оторвалось от горизонта, мы были уже в лесу. Собственно, солнце в это время последний раз за утро и увидели: нашли тучи, пошел густой снег. Двигаться, естественно, стало тяжелее, и к обеду я, как пишется, отличник Физической подготовки, почувствовал крепкую усталость. Однако именно тогда, когда глаза уже выискивали место для привала, снег прекратился, засвистели синицы, застучал дятел, а с берега речки, вдоль которой мы шли, взлетела стая рябчиков и расселась на деревья. Мы с Игорем одновременно выстрелили, и две птицы оказались нашими первыми трофеями.
Надо ли говорить о том, как сказалось это на нашем настроении?! А тут еще на нашем пути оказались кусты калины с крупными рубиновыми ягодами, черная черемуха, сладкая, но хорошо утоляющая жажду… Мы тут же пришли к выводу, что начало охоте положено успешное и выпили по крепкому стакану чая за то, чтоб и продолжение у нашей экспедиции было таким же.
Не знаю, то ли не надо было чай пить, то ли надо было выпить что-нибудь покрепче, но дальше все пошло так, как поется в известной песне – «После радости – неприятности по теории вероятности». Сарайчик наш оказался сожженным, находившиеся в нем телогрейки, ватные брюки в совершенно непотребном состоянии валялись вокруг железной печи с длинной трубой.
Конечно, разумнее всего было бы тут же вернуться домой, и так бы, думаю, поступило большинство тех, кто не называет себя гордым именем «охотник ». В густом пихтаче у Игоря были припрятаны двуручная пила, топор, гвозди, мы поплевали на ладони, взялись за работу, и к вечеру вокруг печи выросли и стены, и потолок, устеленный лапником.

Когда в небе загорелись первые звезды, в котелке уже закипал суп с рябчиками и выпускал из носа густой пар чайник. Сытно поужинали, легли спать, а перед рассветом, не сговариваясь, проснулись от холода: жилище, возведенное на скорую руку, тепло, естественно, не держало. Но приехали-то мы сюда не спать, а охотиться, и, наскоро позавтракав, загрузившись капканами, пошли в тайгу.
На чистом, выпавшем вчера снегу все следы местных обитателей были как на ладони. Почти сразу увидели след куницы, тянулся он в сторону дальнего леса, и Игорь рассудил, что ставить тут на нее капкан не стоит. Надо искать кедровник или завал деревьев – там она скорее всего станет сейчас отлеживаться и мышковать. Пару лет назад над тайгой пронесся буран, натворил немало бед, и брат знал, где больше всего лежит сваленных им стволом старых великанов. Пошли туда, и точно: вон она, кунья строчка. Увидели мы, где хищница мышковала, где перебежала на дерево и пошла верховым ходом. Поскольку следы были совершенно свежие, мы решили, что она заслышала нас и потому есть шанс настичь зверька. Это новичку сделать трудно, а мы по сброшенному с веток снегу, по оббитой кухте, по царапинам на коре верно вычислили ее маршрут. Пройдя с километр, услышали кунье цоканье, определили, что прячется она в густой кроне кедра. Чтоб не «разбивать» шкурку, брат поменял патрон на более слабый, я хотел было сделать то же самое, чтоб продублировать Игоря, если тот промажет, но он меня остановил: Не для того, мол, промысловиком значусь, чтоб мазать. И точно: заряд дроби пришелся ей в голову…
В последующие часы мы поставили с десяток капканов, повстречали стайки рябчиков и взяли пять птиц – для еды и привады, больше и не надо было.
Короткий зимний день с охотничьей точки зрения получился удачным, мы вернулись домой, накрыли праздничный «рождественский» стол и пришли к выводу, что вчерашняя беда со сгоревшим домиком случайна, и дальше нас ждут только успехи и радости. Ведь что-то в копилку трофеев должны дать капканы, а сегодня мы видели, что по участку гуляет соболь, и обязательно отыщем его…
Но охотничья судьба непредсказуема. Капканы принесли нам вовсе не те результаты, на которые мы рассчитывали. В один попалась сойка, в другой – белка, к третьему подходил-таки соболёк, но что-то его остановило: то ли качество привады, то ли сохранился запах наших рук или металла. Соболя брать крайне трудно, и когда у вас получается это, радуетесь не только ценности трофея, но и тому, что вы, оказывается, настоящий добытчик. Ведь только тех, кто имеет на своем счету соболя, считают охотниками, получившими «аттестат зрелости».
Мы остались без «аттестата». И даже рябчики нам не попадались. При этом брат обеспокоенно поглядывал на заходящее красное солнце: по его мнению, неудача наша связана с тем, что будет перемена погоды, надо ждать усиления мороза.
Пришли в свой домик, растопили печь, включили приемник – точно, синоптики предупредили, что завтра уже к утру будет под сорок, но под вечер ожидается резкое потепление. А это никак не благоприятствует охоте: зверь не будет двигаться.
Ночью проснулись от… выстрелов. Один, второй, третий… Новичок в тайге мог бы и растеряться, и испугаться, подумать невесть что. Но мы поняли сразу: пришел мороз, стал разрывать деревья. И под эти бабаханья в нас стали выяснять между собой отношения охотничий азарт и холодный расчет. Расчет говорил, что не будет успехов по такой погоде, а азарт давил на эмоции: неужто вы сюда пришли, чтоб в избушке сидеть и на тайгу через дверь любоваться?!
Оделись потеплей, пошли. Но мои лыжные ботинки, покрытые сверху прорезиненными чулками, через пару километров от холода сжались так, что я просто вынужден был запросить пощады и чуть ли не бегом возвращаться в жилье. Здесь растер побелевшие ноги, переобулся в валенки.
А через пару часов вернулся Игорь – с улыбкой во весь рот. Оказалось, в один из капканов попал соболь, да к тому отличнейший экземпляр.
К вечеру, как и было обещано, потеплело, мы, можно сказать, рядом с домом добыли пару рябчиков, так что неблагополучный по погоде день можно было вносить в свой актив.
Поскольку назавтра запланировали возвращение в город, с вечера опять упрятали инструменты, легли спать пораньше, развесит у печи обувь для просушки. Проснулись и… И поняли, что опять нас преследует проклятая синусоида успехов и неудач. Один из ботинок брата, висевший ближе к плите, так ссохся, что нога в него никак не влезала. Пришлось разрезать носок, а потом стягивать его дратвой и изолентой. Игорь горько пошутил: раз утро с неприятности началось, то день удачным должен быть…
А по сути так оно и вышло. По дороге домой, можете себе представить, мы взяли двенадцать рябчиков и двух белок! Мало того, вышли в мелколесье на двух лосей, дистанция до них была вполне убойная, но поскольку лицензий не было, мы лишь проводили их громкими хлопками.
Потом были банька, винегреты, хрустальные рюмки, тосты за нас, охотников… Впрочем, не они запомнились, а сами дни той рождественской охоты, где мы сколачивали избушку, били ноги, добывали птицу и зверя, резали новые кожаные ботинки…
Запомнилось счастье, которое коротко и емко называется одним словом: охота .

Владимир ЛЕСНИКОВ

Для журнала ВОО ОХОТНИК